Звезда Ада
Шрифт:
Глава тринадцатая
Советник гагиус
Кролик дожидался наступления темноты в старом заброшенном парке на окраине Элизенвара. Его шкурка блестела от ледяного дождя, сыпавшего с рассерженных небес. Кролик тяжело дышал; его тело судорожно вздрагивало, рана все еще сочилась кровью…
Он едва ушел от преследовавшей его своры, запутав следы и затерявшись в лабиринте старой очистной системы. Окончательно он поверил в свое спасение только тогда, когда охотники были вынуждены отозвать псов, нарушивших границу города. Но сейчас Люгеру в теле кролика грозила новая опасность —
Люгер отдавал себе отчет в том, что теперь уже вряд ли сумеет вернуться в свое поместье, но у него еще оставался шанс добраться под покровом темноты до убежища, каким мог послужить дом Люрта Гагиуса. И даже это было гораздо легче сделать кролику, чем обнаженному человеку…
Он сидел, притаившись в углу старого полуразрушенного бассейна, и терпеливо ждал ночи, пугливо прислушиваясь к вечерним звукам и стараясь не провалиться в гибельное беспамятство.
Советник Люрт Гагиус готовился отойти ко сну в бело-лиловой спальне.
Он захлопнул книгу одного из самых известных гарбийских поэтов, присланную ему с дипломатической миссией, и зевнул с самодовольным видом человека, вполне удовлетворенного прошедшим днем. Он не любил литературу любого рода, но почитал своим долгом быть знакомым с нею из соображений престижа.
Чувства, выражаемые поэтами, и даже сухие творения летописцев казались ему чрезмерно выспренными и крайними; в его раз и навсегда утвердившемся мирке им не было места. Гагиус наслаждался собственным тихим и непоколебимым благополучием, приятными путешествиями, размеренными буднями, вкусной едой, а также любовью без раздражающих страстей и особых потрясений. Ему были неведомы сомнения, меланхолия, отчужденность. Он сделал прекрасную партию; нежные чувства его юной супруги были подкреплены солидными доходами ее семейства.
К хаотическому образу жизни некоторых своих знакомых Люрт испытывал что-то вроде брезгливости, а любые, хоть сколько-нибудь значительные перемены могли лишь напугать его… Словом, советник Гагиус был во всех отношениях приятным человеком и никогда не прибегал к таинству превращений. Поэтому даже весьма отдаленная спокойная старость казалась ему в высшей степени заманчивым завершением земного пути.
…Некоторое время он наблюдал за своей юной шестнадцатилетней женой Лоной и затем запечатлел на ее челе нежный поцелуй. Но не более — сегодняшняя ночь не была ночью любви. Их полугодовалый ребенок находился в умелых заботливых руках пожилой кормилицы, и Гагиус приготовился без помех отдаться во власть сновидений. Поэтому он был крайне раздосадован, услышав донесшийся снизу неясный шум…
Когда ночь наконец опустилась на столицу Валидии, кролик выбрался из своего укрытия и запрыгал к центру города.
Большую часть времени ему приходилось двигаться под прикрытием заборов, по трубам водостоков, через тесные проходные дворики, минуя людные улицы и оживленные перекрестки. Иногда он возвращался, встретив непреодолимое препятствие, и искал новый путь к цели, пока не оказался на тихой улице, застроенной добротными и несколько тяжеловатыми особняками.
Подобравшись как можно ближе к дому Гагиуса,
Тело кролика исчезло в основании дымного столба, тотчас же размытого ветром и дождем. Из дымного облака появился человек — голый, замерзший, измученный бегством, лишившийся оружия и одежды. Одна его рука была коричневой от запекшейся крови. Рана снова открылась после превращения и сильно кровоточила.
Выскользнув из подворотни, Стервятник из последних сил перебежал улицу, поднялся по широкой каменной лестнице и постучал в дверь дома, излучавшего благополучие и основательность.
Не обращая ни малейшего внимания на ругань и проклятия Люгера, невозмутимый слуга с каменным лицом долго и подозрительно изучал его через маленькое окошко, расположенное рядом с дверью, после чего наконец отворил.
Слот ввалился в теплый коридор, пропахший запахом горящих в камине поленьев, и интерьер поплыл у него перед глазами, слившись в несколько разноцветных полос. Чьи-то размытые лица возникли на краю туманного облака, затягивавшего мир, и, сделав еще три шага, Люгер рухнул на пол, сопровождаемый испуганным женским визгом.
Стервятник очнулся на кровати в спальне с высокими окнами, затянутыми темно-зелеными портьерами. Он был укрыт теплым пледом, его раны были аккуратно перевязаны, царапины и неглубокие порезы обильно смазаны целебным бальзамом. Справа от него уютно потрескивал огонь в камине; ласковый сумрак не раздражал глаза.
Некоторое время Слот лежал, вспоминая, где он находится. Гравюры на стенах и кое-какие детали обстановки помогли ему в этом. На гравюрах были изображены озаренные лунным светом замки, и силуэты некоторых из них были ему знакомы. По-видимому, предполагалось, что такого рода изображения как нельзя лучше подходят для спален.
Пока Люгер апатично размышлял об этом, пытаясь забыть о ноющей боли в руке, дверь неслышно отворилась и в спальню проскользнула Лума, одна из служанок Гагиуса, держа в руках полную чашу какого-то горячего питья.
«О нет!» — промелькнуло в голове Стервятника, закрывшего глаза и притворившегося спящим. Но было уже поздно. Поставив чашу на прикроватный столик, Лума забралась на кровать и нежно, но требовательно поцеловала Люгера в губы.
Притворяться спящим и дальше было бессмысленно. Слот издал страдальческий стон от якобы причиненной ему дополнительной боли и, открыв глаза, уставился на лепные украшения потолка.
— Теперь мы сможем долго быть вместе, господин, — весело защебетала Лума, чуть отстранившись, но не переставая ласкать теплой ладонью грудь и живот Люгера. Потом ее влажный юркий язычок проник в его ушную раковину…
А у Стервятника был прекрасный повод поразмышлять о неисправимых ошибках молодости. Когда-то он, останавливаясь у Гагиуса, приятно проводил с Лумой время, но ни разу не дал ей повода надеяться на большее. Впрочем, Лума была женщиной здравомыслящей и извлекала из близкого знакомства с Люгером лишь сиюминутную пользу. Слот импонировал ей как мужчина, и теперь в их распоряжении было как минимум несколько дней и ночей…