Звезда Гаада
Шрифт:
И мне, распираемой противоречивыми эмоциями, пришлось смолчать.
А чернокрылые, одарив белокрылого ненавидящими или презрительными взглядами, молча разошлись. Бедный Карст! Зачем он выбрал их?!
Но он вместо того, чтобы расстроиться, вдруг шмыгнул носом и порывисто, крепко сжал Гаада в объятиях. Тот его сильно хлопнул по спине.
— Завтра приготовишь мне что-нибудь поесть, а пока отдохни.
— Да хоть сейчас! — радостно заверил рыжий.
Старейшина за ухо его схватил. Не таскал, не дёргал. Для виду.
— Нет. Завтра. Не корми меня Тьмой, — мрачным взглядом смерил меня, — Один день я твою стряпню ещё потерплю.
Что?! Я так мерзко готовлю?!
Карст улыбнулся мне — широко и тепло — и у меня как-то вдруг стало спокойно на душе. И ушёл в свою комнату в доме главного злыдня. А сам хозяин Чёрной земли углубился в лес. Проверять, что там живёт, мне не хотелось. Да и… Карсту надо бы поесть, он едва живой. Хотя и вылечил того неблагодарного свина, однако же сам выглядит больным и усталым. Целитель который не может исцелить сам себя? Странно. Но того гада он спасать кинулся. И меня.
Я металась на кухне как загнанный зверь, на стол имеющиеся ингредиенты собирая. Суп поставила из того, что было.
Снова начала злиться. О, как я зла! Что им всем сделал несчастный Карст? Этому мерзкому Гааду, что запер его здесь, чтобы самому было что вкусно поесть, этим другим чернокрылым, которые отвернулись от товарища, едва у него отрасли белые крылья, после того, как спас одного из них. Как вы могли осудить того, кто спас жизнь одному из вас?!
Метнувшись к ведру с водой, налетела на посудный шкаф. Тот покачнулся, хрястнуло что-то под ним, посуда посыпалась… Глиняная и деревянная…
Но осколки не долетели до меня… и тот деревянный резной ковш, что упал на плиту, разбив горшок с супом, уже горячим, отчего брызги его содержимого во все стороны полетели… он тоже не долетел до меня…
Крепкие сильные руки рванули меня к себе, обняли. И большие чёрные крылья заслонили от осколков и горячей жижи.
И я робко замерла, прижатая к чужой груди, где сердце чужое спокойно билось, невольно моё, сорвавшееся было на бег, усмиряя… ощущая прохладную, гладкую ткань его рубашки… щекой к его густым и немного жёстким волосам, выбившимся по тёплой щеке… кажется, он немного пах шалфеем… и был ростом с меня или даже чуть ниже… а перья его крыльев, касавшиеся руки, у задравшегося рукава, были нежными… и даже немного тёплыми…
И я как-то не расслышала звон бьющейся посуды… хотя вроде бы это было…
Просто… так спокойно… было так спокойно…
Крылья вдруг исчезли, хотя, кажется, мне хотелось бы ощущать их прикосновения ещё, немного тяжёлые, но тёплые и нежные. И Гаад меня выпустил, отстранил от себя, сжимая мои плечи в своих руках. Но, впрочем, сжимая не больно.
Он вроде бы был худой… не широкие плечи… а руки сильные… но почему-то от их прикосновений сейчас не было страшно…
Мы замерли, растерянно глядя друг на друга.
Часть 1.21
Быть рядом с главным из приспешников Тьмы… не страшно… спокойно… А его карие глаза в окружении густых чёрных ресниц, брови, изящные, хотя и немножко неровные… глаза у него красивые… хотя и непривычной формы…
— На мне узоров нет, и цветы не растут, — вдруг произнёс главный злыдень чужого мира, разрушив очарование момента и пробудив ностальгию по России.
Интересно, так у них тоже говорят или сюда кого-то из моих соотечественников заносило?..
Он свои руки убрал. Отступил на шаг. Вздохнул, напоровшись сапогом на осколок, прорезавший голенище и, похоже, вместе с ногою. Осколок осыпался пылью. Гаад исчез. Правда, вскоре уже появился, переобутый в сандалии. Порез на его голени затянулся прямо на моих глазах.
— Ты что на меня так смотришь? — произнёс хранитель уже ворчливо.
— А ты сам чего на меня уставился? — пробурчала я и только потом вспомнила, что он тут главный злыдень мира. Вроде.
Впрочем, ругаться, что я его злейшеству хамлю, Старейшина чернокрылых почему-то не стал. Он тихо спросил:
— Карст, ты уже спишь или ещё нет?
— Да какое там! — отозвались со второго этажа, громко, — Уже второй раз за месяц мне весь посудный шкаф угробили!
Почему-то повара Гаада гибель посуды тревожила больше, чем самого хозяина Чёрной земли. Хотя вроде вещи в доме должны были принадлежать именно чернокрылому. И хотя обычно в историях, что мне попадались, главные злодеи или просто гады очень истерично реагировали на порчу их имущества. Что не всегда было совместимо с чьей-то жизнью. Но тут я второй уже погром устроила у местного главного злыдня, а он меня не прибил ещё и даже ни разу за то не ударил. Как будто у него еженедельно дом и мебель рушат, так что он уже внимания на погромы не обращает. Тем более, судя по звукам от его дома, доносившимся до нас с Карстом, тут целая бригада на строительстве трудилась. Хм, может, поэтому Гаад так спокоен? Он тут главный, если надо будет, свистнет всех своих чернокрылых — и заставит всё ремонтировать. Но странно, что меня тогда пахать на строительстве не заставил. И, хм… дом первый и дом новый вроде бы почти одинаковые. Неужели, Гааду так часто всё крушат, что прочие хранители уже наизусть запомнили и здание и мебель? Нет, это бредовая мысль. Он же тут главный злыдень. Кто будет ходить и регулярно крушить ему жилище? Ломать мебель?
— Где у тебя большие корзины? — уточнил чернокрылый спокойно.
Смутилась. Откуда я знаю?
Сначала верху было тихо, потом к лестнице затопали ноги, босые, сердито. По лестнице. В коридоре первого этажа. Ага, тут.
— Я тоже схожу, — проворчал рыжий, появляясь на пороге. Вид у него всё ещё был усталый.
Он бросил грустный взгляд на осколки на полу, да редкие деревянные предметы посуды, целые. А, нет, вот, та миска посередине треснула. У той край отбился у кромки.
Вздохнув, расстроенный повар скрылся в какой-то комнате с этого же этажа. Вернулся, неся четыре больших плетёных корзины. И невозмутимо протянул две главному злыдню мира. Тот одну передал мне, ещё одну у повара забрал. Карст насупился и пошёл, взял себе вторую корзину. Гаад молча покинул дом, унося корзины с собой. И рыжий за ним. И, покосившись на выданную мне корзину, явно с намёком выданную, я пошла за ними. Дверь дома ни хозяин, ни слуга его не запирали. И про объедавших Старейшину Карст Гааду ни слова ни сказал. Странно.
И мы двинулись куда-то через лес, мимо большого количества хвойных деревьев с редким вкраплением рябин, тоненьких молоденьких и толстеньких постарше. Одна рябина была без листьев, одна — в цветах, а остальные с гроздьями ягод разной степени зрелости. Карст три ягоды сжевал, а семь гроздей зрелых сорвал и потащил с собою.
Пока я поглядывала на рябины, под ноги не смотрела. Потому змею заметила запоздало, когда ногами в сандалиях хвост чешуйчатый зацепила, короче, прямо пальцами босыми, взгляд опустила и…
— А-а-а!!! Мамочка!!! — заорала напугано, шарахаясь к белокрылому и невольно прячась за его спину.
Змея замерла, потом подняла голову, развернулась в нашу сторону, пасть раскрыла, показывая раздвоенный язык и клыки. Злобно так на нас глядя.
Гаад посмотрел очень скептично то ли на белокрылого, то ли на меня.
— Мамочка, значит? — добавил главный злыдень насмешливо.
— Что, я?! — Карст разъярился, — Сначала мне перекрушили всё, а я потом ещё должен мамкаться с вами?!