Звезда Гаада
Шрифт:
— Управлять людьми мы не можем.
Растерянно посмотрела на него.
— Да, — добавил хранитель, — Мы не можем подчинить чьё-то сознание. Ни чернокрылые, ни белокрылые. Только направить, косвенно: уговорами, обманом, запугиванием. Только повлияв на их внутреннее состояние, чтобы успокоить или разозлить. Но они сами принимают решение. В какой-то степени люди способны сами себя контролировать.
То есть… не такие они и могущественные, эти хранители? Точно не гипнотизеры. И промывку мозгов устроить не могут. Хотя… нет, Гаад упомянул, что они ещё и на природу влиять умеют, вызывать стихийные бедствия или успокаивать их. Всё-таки, влияние
— Мы влияем на Тьму или Свет, чтобы вернуть Равновесие, — повторил Старейшина чернокрылых. — Мы — хранители Равновесия.
— Ну, ладно тогда, — смущённо потупилась.
— Рука болит? — спросил неожиданно Гаад.
— Ээ… нет, — растерянно покосилась на рану — та была на месте. Когда увидела её, вздрогнула. И снова боль ощутила.
— Медленно заживает, — он вздохнул, — Ладно, пойдём, промоем её, чтобы не загноилась. И перевяжем.
И к дому пошёл. Даже не упомянув про рассыпанные клубни и корни, хотя мы оба старались, выкапывая их. Хотя сам был ранен.
Догнала его. Рядом пошла. На ногу покосилась. Кровь из раны хранителя уже не текла. Запеклась снаружи. Быстро так! А, нет, при ходьбе немного трескается, кровь выступает. Но засыхает быстро.
Гаад вдруг рванул меня к себя, сжимая в объятиях.
— По сторонам-то хоть смотри! — проворчал.
— Э… что?..
Близость к его телу на меня как-то странно влияла. Было как-то спокойно рядом с ним. Но и как-то волнительно. И вроде прикосновение его рук, худых, но сильных, к моим плечам и спине меня не возмущало. Больше.
Гаад вдруг отстранился и, плечи мои сжав, уже неприятно, но не больно, развернул к большому дубу лицом. Который рядом рос. В который я едва не впилилась, засмотревшись на его рану. Тьфу, блин! Выгляжу как идиотка. Но не каждый день ж блуждаю с могущественными магами другого мира. И не каждый день меня они обнимают. И вообще впервые.
Парень меня выпустил и отступил на шаг. Другой. И смотрел на меня внимательно так, глубоко как-то. Или… это его глаза так влияют на меня? Тем, что их вид не похож на привычные мне глаза? Или… чем-то внутри них? Как он смотрит на меня? А, он же просто пытается меня успокоить. Мне, выросшей с болезнью, страдавшей от неё, мучавшейся от моей слабости и бессилия, это ощущение спокойствия непривычно. Когда сердце ровно бьётся… непривычно… и только рядом с ним… Нет, с Карстом тоже. Хотя Карст Белокрылый. Хотя он не хотел им стать. Жаль его.
Гаад, не дожидаясь к дому пошёл. И я, вздохнув, побрела за ним.
Парень сходил в дом. Я смущённо переминалась с ноги на ногу рядом. Поход за припасами я ему тоже испортила. Я его уже не в первый раз достаю. Но вроде надо рану помыть и перевязать. Но мешать ему не хочется.
Гаад вскоре вернулся, закатав рукава и с отмытыми руками. С ведром, в котором плавал ковшик из странного материала, не деревянный, но и не пластмассовый, не металлический явно. И с полоской чистой светлой материи, от которой пахло травами. Отошёл от дома и от огорода к ещё не объеденным коровой сорнякам. Нет, в сторону от пучка клевера. Где была чистая земля.
Меня позвал подойти. И я робко подошла. Он осторожно мой рукав закатал. Осторожно касаясь, рану промыл. Едва тёплой водой. Не холодной. Потом ведро отставил в сторону и руку мне перевязал. Не перетягивая. Потом куда-то исчез. Вот только что был тут — и уже нет. Но и вернулся через несколько мгновений, листья какие-то растирая между ладонями. Осторожно размотал ткань и подложил между ею и тканью кашицу из трав. Прохладную. Защипавшую. Сурово сказал:
— Потерпи.
И я молчала. А он осторожно завязал перевязку. И чтоб не давило, и чтоб не спадала. Руки остатками воды умыл. И молча пошёл собирать клубни. Даже не упрекнул, что попортила всю работу, не заикнулся, что ранен был из-за меня. Мне стало дико совестно — и быстро двинулась за ним, помогать собирать добычу в корзины. Должна же быть какая-то польза и от меня. Но… почему он не отругал меня? Когда ещё только привёл сюда, был таким мерзким и придирчивым.
Без разговоров он искал рассыпавшиеся клубни и корни, складывая обратно в корзину. Только те, что в коровью мину просыпались или совсем возле неё, не тронул. И я молча повторяла. Но поглядывала на него иногда, украдкой. А он делал вид, что не замечает. Или ему и в правду было не до того.
Гаад… так какой ты на самом деле? Не понимаю. Тогда мучил меня. Неужели, только чтобы вызвать всплеск силы и заставить применить мои способности? Так-то ты заботишься о своих. Не слишком цепляешься к ними. Разве что может по делу. Вот, даже Карста принял. И заступился за него, когда он вдруг стал белокрылым. Все обозлились на Карста, но ты сказал, что считаешь его своим другом. Да, вроде бы ты не злой. Но почему тогда в этом мире тебя все ненавидят?
А, точно. Он же ж упрекал Небеса и местного бога на священном месте, требовал, чтобы больше не присылали никакого мессии, который бы мог спасти погибающий и усталый мир. Он… так заботится о своих, но ему плевать, что сам мир могут разрушить? Разве хранителям есть, куда сбежать из него?
Хранитель вдруг поднял взгляд от земли. В глаза мне посмотрел. Спокойно. Изучающе. Будто видел меня на сквозь. А, точно, видел. Хотя не кости просвечивая и внутренние органы как рентген. Но всё равно что-то внутри меня видел. Много всего видел, чего не вижу я.
Но Гаад… если ты не злой… почему ты стал хранителем, влияющим на Тьму? Да ещё и главным из управляющих Тьмой? Всё-таки, белокрылым легче даётся исцеление и успокоение. И ты сам это признал. А чернокрылым, выходит, легче удаётся разрушать. Но на маньяка ты всё-таки не похож. Так почему?..
Парень снова отвёл взгляд. Хотя почему-то осталось чувство, будто он всё ещё внимательно наблюдает за мной.
В какой-то миг он потянулся за корнем к папоротнику. А оттуда выглянула морда. Змеиная. Будто издеваясь. И он сам уже резво отскочил, падая на спину. А когда поднялся, сел, будучи рядом со мною, случайно рукой по моей руке попал. Я застыла напугано. И он чего-то застыл. Потом покосился уже на меня. Тоже растерянно. А морда змеиная насмешливо зыркала на нас из-за листа папоротника.
— Тьфу, пакость! — я подхватила один корнеплод из моей корзины — и швырнула в наглую морду.
Мелькнул хвост. К счастью, в противоположном от нас направлении. Хотя по морде я ей всё-таки не попала. Шустрая, зараза.
Когда обернулась на шумный выдох — Гаад, стоя на коленях, сердито сгребал выпавшие клубни и корни обратно в свою корзину — он вдруг голову поднял и посмотрел на меня. Внимательно. И ещё как-то странно. Недоумённо даже. Но тут же уткнулся взглядом в свою корзину, поднялся, поморщившись — от боли в раненной ноге. Но, впрочем, снова стал невозмутимым. Так и не скажешь, что только что ему было больно. И сейчас. Хотя он ещё несколько шагов хромал. А потом нормально пошёл.