Звёзда II

Бочарник Дмитрий

— Н-нет. — девушка поёжилась под этим взглядом.

— Я советую тебе оставить ребёнка. — твёрдо, но тихо произнесла Виктория.

— Но…

— Не имеет значения. Тебе уже не десять лет. И ты должна рожать, как всякая женщина. Остальное предоставь мне. — просто, чётко и сурово сказала Белова.

— А… — Ирма знала, что Виктория не одна, за её спиной — двадцать пять высококлассных психологов школьной Службы психологической поддержки и защиты, да и другие службы школы были готовы вмешаться в ситуацию.

— Служба психоподдержки школы будет знать самый необходимый минимум. Основную информацию я придержу для себя, поскольку берусь за это дело. — отрезала Виктория.

— И…

— Гугнев

будет отвечать сначала передо мной и, возможно, перед Женсоветом школы, а потом, я думаю, к этому мы сможем подключить всех остальных. Но в этом, кажется, не будет необходимости. Обойдёмся минимумом, то есть по большей части он будет общаться только со мной. — Виктория привычно и тактично умолчала о том, что в любом случае Гугнев будет вынужден пройти нелёгкую процедуру общественного порицания, которая навевала ужас даже своим названием «изгойство».

— Я не хочу… — Ирма поняла, что её ребёнок становится серьёзным препятствием. Виктория это настроение уловила сразу:

— И думать забудь. Никаких попыток, Ирма. — она чётко представила желание гостьи избавиться от ребёнка как можно скорее.

— А…

— Служба Безопасности Московска подключится в самом крайнем случае. А я этого случая не допущу.

— Вика… — Ирма посмотрела на Лидера Науки школы с почти молитвенным почтением, понимая, что её подруга берет на себя функции добрых двух десятков мощных профессиональных организаций.

— Не надо, Ирма. Сейчас ты пойдёшь к себе домой и на неделю исчезнешь из школы. Дверь никому из незнакомых не открывай. С твоей мамой я переговорю отдельно.

— А…

— Он к тебе не придёт.

— Ты…

— Убивать его я не буду и калечить — тоже, но над ним поработаю. — сухо ответила Виктория. Всё, Ирма. Иди. В школе его нет, а на улице он к тебе не подойдёт. Я об этом позабочусь.

— И ты…

— Всё, Ирма. — повторила Виктория, неуловимо мрачнея и собираясь в пружину. Её мозг уже выстраивал нелегкую цепочку действий, обычных в таких ситуациях. Предстояло немедленно заняться разговором с виновником данного происшествия.

— Если ты так хочешь… — Ирма встала. — То я пойду.

— Иди. — как можно мягче ответила Белова.

Едва закрыв дверь за посетительницей, Виктория оказалась у рабочего стола. За несколько минут опрокинув в себя скудный дополнительный обед, девушка закрыла дверь «кабинетика» и побежала к руководителю службы психологической поддержки Ольге Христофоровне Любимовой.

Рассказав ей ситуацию, Виктория настояла на своем праве вести дело самостоятельно:

— Ольга Христофоровна, я прошу, требую и настаиваю на том, чтобы вся мощь нашей школьной службы поддержки и вся мощь общественных служб безопасности города и области в данном случае были только наготове и вмешивались только по моей просьбе или в том случае, если я явно провалюсь.

— Вика, но…

— Или я чего до сих пор преступно не понимаю в нашем обществе и тогда тотчас же прилюдно распишусь в своём бессилии и в своей непроходимой глупости, понеся любое мыслимое и немыслимое наказание, или мне придётся решить эту проблему в одиночку, чтобы доказать — и один человек в состоянии бороться за другого и наша «Волна» — не игрушка, а необходимость.

— А Ирма?…

— Ей не о борьбе, а о ребёнке думать следует.

— Согласна. Ладно, Вика. Действуй и помни — поможем всем.

— Спасибо, Ольга Христофоровна.

— Будь осмотрительна, Вика.

— Буду. — Виктория тенью выскользнула из рабочего кабинета главы школьной Службы психологической поддержки.

Шагая по школьным переходам и механически отвечая на приветствия педагогов и школьников, Виктория поморщилась, представляя

себе самый общий план предстоящей работы: необходимо было встретиться с насильником несовершеннолетней девушки. И, что тяжелее всего — из той же школы, что и жертва. В самой Виктории все протестовало против такого развития событий, но здесь она была не просто ученицей школы, а человеком, обязанным собственными руками и собственной головой решить проблему, которая при стандартном варианте привела бы преступника к пожизненной, не снимаемой никакими амнистиями судимости. Впрочем, Виктория не сомневалась, что даже при её прямом участии и попытке подменить собой два десятка служб и организаций, Элем получит судимость.

«А если судимость в данном случае правомерна? А если я зря вмешиваюсь? А если это просто бред? Но какой там бред, если всё есть — и насильник, и жертва, и даже будущий ребёнок? — спрашивала сама себя Виктория, направляясь к своему дому по сильно удлинённому пути. — И зачем я только в это ввязалась? Тоже мне — мать Тереза. Витка, послушай и пойми сама: то, что ты пытаешься сделать — это глупость несусветная. Здесь нужен мужик, причём богатырского телосложения, чтобы поговорить с этим «субъектом» по-мужски, просто и грубо. А ты тут зачем? Совершенно не богатырша, да вдобавок и девушка.

А что если сыграть следует на этом? Не поздновато ли? Я же чувствую и даже очень точно знаю, что от этого Гугнева теперь уже сторонятся как от прокажённого. И что должен дать мой с ним разговор? Выдавить силой из него стандартные и мало помогающие жертве и окружающим слова: «Простите, люди добрые, бес попутал и черт подвёл!»? Глупо, как в плохом романе. Представляю Гугнева на коленях перед школой, выстроившейся при знамёнах в каре в спорткомплексе. А ведь мы при нашей с трудом поднятой до необходимого уровня гуманности над ним сможем поиздеваться вдоволь чтобы только подчеркнуть наше всяческое превосходство, как это ни прискорбно признать. Учёные — они тоже злыми и раздражёнными бывают. И при их вооружённости знаниями и аппаратурой своему недругу они обеспечат кучу всяческих неприятностей. А Гугнев на коленях — чем не неприятность для этого насильника и чем не удовольствие для нашей честной компании. Грешник на коленях перед синклитом святейшей инквизиции светлейших разумов средневековья? Гм. Зрелище — для вечернего выпуска ужастиков. Но у нас ужастиков уже который век по телевидению просто так не показывают? Правильно, второй. А значит — никаких дешёвых сенсаций. И Лосева я не имею права подключить — он с его орлами Гугнева просто изуродует. Я не могу прямо подключить к этому делу также Геру Чхеидзе. Их Прессклуб, я наслышана, уже в полном составе землю роет, пытаясь достать Гугнева или пострадавшую. Нет. Пострадавшую я им не дам и до Гугнева, пока с ним не поговорю, не допущу. — решила Виктория. — И чего меня понесло по этому дальнему маршруту?».

Додумать она не успела — обломившийся тяжёлый сук скользнул по спине и припечатал бы Викторию к земле, не сделай она спасительный шаг.

«Чего то у нас деревья так необычно ломаться стали? — спрашивала себя Виктория, отряхиваясь — сказались многочасовые тренировки в спортзале — и мысленно оглядываясь по сторонам. Та-а-к. Направление — сто двадцать налево — Гугнев собственной персоной. Вперёд!».

Виновник падения подпиленного сука видел, что жертва не пострадала и был готов бежать с места преступления, но и вздохнуть не успел, как Виктория встала перед ним, отрезая своим внезапным приближением почти вплотную все мыслимые пути к отступлению. В её позе не было ничего воинственного, но юноша ясно чувствовал, что уйти от преследовательницы на этот раз ему не суждено. Он выпрямился и потупил взгляд.