Звезда корабельная
Шрифт:
Идут карбасы к северу, и душа радуется, как прежде.
— Скучал я по городу Архангельску, по морю Белому, — говорит Петр. — Славные люди поморские. Да и заморские мореходы мне по душе. Многому можно у них научиться.
— Эх, государь-батюшко, — горестно вздохнул подвернувшийся тут Ермолай-да-Тимофей, — Сердце твое доверчиво к инородцам. А те хитры, как черти рогатые, так и норовят облапошить. Только свою корысть знают: чем нам хуже, тем им лучше! Не люби ты, государь, чужеземного племени.
Не закончил, полетел за борт Ермолай-да-Тимофей, как мешок с песком. Тяжелая у Петра рука!
Вынырнул шут и, отфыркиваясь, запричитал:
— Ой, тягостна твоя десница, батюшко! Ой, совсем угнетла!
Вытащил его Петр из воды:
— Ах ты, курица мокрая! О каком племени говоришь? Нету племен дурных, а есть люди дурные. Гордон и Тиммерман иного роду-племени, а верны, надежны. А ты, дурья башка, одного со мною племени, да ведь шут балаганный, мешок пустой!
Зарыдал шут во весь голос:
— То за меня Ермолай говорил, не подумавши! Тимофей же с ним совсем не согласен! Ой, все-е-е народы любит, как родню-ю-ю родимую…
— Так-то! — прикрикнул Петр. — Шути да не завирайся, а то пущу и Ермолая и Тимофея обоих по морю без лодки гулять!
Громок гневный голос Петра. На всех двадцати двух баркасах его слыхать, как сигнал и наказ каждому.
Как быть со страхом?
Весело и быстро двигался караван к морю. Реки полны весенней водой. Можно свободно идти, не остерегаясь мелей.
Осип Зверев был тогда с Петром на одном карбасе.
— Скучаешь, Оська по морю Белому? Хочется волны под килем испытать?
— Честно скажу, Петр Алексеевич, вовсе я не тосковал. И волны мне не милы. Нездоров от них делаюсь. По мне, так хорошо море с берегу.
— Эх ты, Оська! — воскликнул Петр. — Не думал я, не гадал, что море тебе постыло. Боишься что ли его?
— Побаиваюсь, — согласился Осип. — Но, говорят, и ты, государь, прежде сильно воды боялся.
Петр нахмурился, окинул товарища взглядом.
— Ко мне ли ты с такими чинами обращаешься? Сомневаюсь, что ко мне! Я всего-то шкипер, и больших чинов не люблю. А более всего не жалую пустых разговоров. Видел ли ты сам, Оська, чтобы я чего боялся? Что ж об этом болтать зря?! Ну а коли боишься, и страх одолеешь — славен будешь во сто крат!
И будто в подтверждение слов этих, трижды выстрелила пушка с адмиральского карбаса. Ромодановский давал сигнал к остановке — бросай, мол, якоря!
— Хорошо устав исполняют! — обрадовался Петр, глядя, как на всех карбасах тут же отдали якоря.
С радостью узнавал он берега, мимо которых проходил прошлым летом. Дни теперь стояли долгие под солнцем ясным. Пели в прибрежных лесах соловьи. Кукушки как сумасшедшие твердили одно и то же. Журавли да гуси возвращались на север, будто на ярмарку спешили. А в камышах у берега плескались, терлись щуки.
Как-то на стоянке Оська Зверев изловчился и поймал здоровенную полосатую щучищу голыми руками. Принес ее, держа под жабры, Петру.
— Не гневись на меня, господин шкипер, не помни глупого слова. До смерти я щук боялся, а вот пересилил себя — словил! Прими в подарок. Да верь — не подведу я на службе морской.
Сигналы корабельные
Часто грохотали над рекой пушечные выстрелы, далеко эхо раскатывалось. То адмирал Ромодановский сигналит стоянку, то капитанов на совет созывает. К обеду — залп. К ужину — пальба. А то все пушки разом грохнут, когда караван мимо города проходит. Под Тотьмой изо всех орудий — пли! Под Устюгом Великим — сызнова. Только леса окрестные содрогаются.
Петра уже не радовала эта канонада. «Шуму-то как много! Из пушек палить — немудреное дело. Впереди серьезное ждет. А мы уж, как победители, разважничались…»
Подошли карбасы к Холмогорам. Хотел адмирал по уставу дать залп, да шкипер запретил:
— Сколько пороха на салюты извели! Пригодится еще. Ударьте в барабаны погромче — сразу видно будет, что сила наша не только в пушках, но и в руках крепких.
Так и миновали Холмогоры с барабанным боем. Совсем недалеко осталось до Архангельска.
Как вдруг раздались на реке крики. Это что за сигнал? Или решили не только порох, но и барабаны приберечь?
Бросили якоря, все оглядываются. Что случилось?! Беда какая?!
И тут видят: плывут вниз по реке, по течению, тарелки, ложки деревянные, еще кое-какая утварь. Братины гордо покачиваются, как маленькие ладьи. Опрокинулся последний, двадцать второй карбас с посудой. Лови теперь тарелки да ложки!
Потешаются корабельщики, шутят, кто во что горазд.
— Вот стыда не оберешься! — кричит Якимка Воронин, — когда тарелки вперед каравана к Архангельску прибудут!
— Наскучило им — все позади да позади! — вторит Оська Зверев.
— А ты, Якимка, прыгай в лохань! — смеется Лука Хабаров. — Только парус поставь, живо в океан вынесет.
— Гляди, Лукашка, не проворонь — похлебка уплывает!
Повеселился было и Петр, но вскоре и нахмурился.
— Эх, товарищи мои, смешно, да не очень! Что же за мастера мы такие, если на речке ровной опрокидываемся? Слывем только мастерами, а дело от нас хромает!
Кончилось веселье. И Петр остаток пути мрачен был. За полночь подошел караван к Городу. Замаячил огонь на крепостной башне.