Звезда королевы
Шрифт:
Тягостные воспоминания о проведенной здесь ночи нахлынули с такой силой, что у Марии закружилась голова и она едва не свалилась с подоконника вниз, на траву. Только этого ей не хватало!
К счастью, постель Николь оказалась пуста, дверь в туалетную комнату была распахнута, но там тоже никого. Надо думать, Николь скрывается в каком-нибудь шкафу!..
Едва сдерживая смех, Мария перескочила в комнату и со всех ног бросилась к двери. Пулей пролетела по коридору, приостановилась снять сапожки — иначе не спуститься с лестницы бесшумно — и тут увидела Николь.
Бывшая горничная в розовом неглиже и чепце стояла у высокого и узкого стрельчатого окошка на
«Вот бы сейчас столкнуть ее в это окошко — враз избавлюсь от множества неприятностей!» — мелькнула шальная мысль, и Мария сама себе подивилась: придет же такое в голову!
Зажав рот рукой, чтобы не расхохотаться, Мария прошмыгнула в уголок и сжалась в комочек за разлапистым дубовым креслом. Николь прошла мимо, не заметив ее, и заперла за собой дверь. Мария выскочила из своего укрытия и понеслась вниз по лестнице, мысленно моля Бога, чтобы дверь в кабинет Корфа оказалась закрыта.
И здесь повезло! Однако вполне успокоиться Мария смогла не прежде, чем задвинула задвижку на своей двери и прислонилась к ней: ноги не держали.
И тут же встрепенулась: а что, интересно, делала Николь в коридоре? Кого выслеживала из окна? Уж не раннего ли гостя барона?
Холодок пробежал по спине, однако Мария пренебрежительно отмахнулась от нелепых подозрений: скорее всего Николь хотела убедиться, что чуть свет от Корфа украдкой уходил именно гость, а не гостья! Уж не дала ли привязанность барона к бывшей субретке некоторую трещину?..
От этого предположения настроение Марии тотчас поднялось, и она, присев перед зеркалом, принялась вычесывать из волос древесный мусор и паутину — Бог весть чего на себя насобирала, лазая по каштану.
Однако она никак не могла успокоиться после этой утренней истории. Ни прогулка в Булонском лесу, ни визит портнихи не смогли изгнать из памяти обреченность, прозвучавшую в голосе незнакомца:
«У нас в России это называется ловить на живца!»
«Теперь этот бедолага всю дорогу будет ждать удара кинжалом или чего-нибудь в этом роде, — сочувственно думала Мария. — А Корфу небось и горя мало! Надо хоть поехать на станцию удостовериться, что он спокойно уехал в дилижансе». А почему бы и нет?… Одеться поскромнее — дилижансами путешествует не самая имущая публика — и никто ничего не узнает. Теперь Мария уже не думала, ехать или нет. Вопрос стоял лишь о том, что надеть. Как всегда, она постаралась уберечь Глашеньку от соучастия в своих эскападах, а потому сама прошла в гардеробную и принялась быстро перебирать платья, воображая себя то цветочницей, то почтенной буржуазкой, то игривой мидинеткой, то молодой и печальной вдовою. На глаза попалась знакомая алая цыганская юбка, и Мария на мгновение взглянула на себя со стороны — стало тошно, что она будто на бал-маскарад собирается, а там человек жизнью своей рискует. Нет, не поедет она никуда! Мария шагнула к двери, и тут синее монашеское платье — прощальный подарок Анны Полины, которую Мария так щедро вознаградила за уход за Корфом, что девушка смогла оставить монастырь и вернуться к родным в деревню, — упало к ее ногам. Перед таким искушением Мария уж не смогла устоять.
К каким изощренным уловкам порою прибегает судьба, чтобы провести нас путем предопределенным!..
За полчаса до полудня молодая странная монахиня, в белом чепце и пелерине, с серебряным крестом на груди, сжимая в руках узелок, из которого торчал краешек молитвенника, вошла в контору дилижансов на улице Марг и спросила себе место в экипаже, отправляющемся в Берн.
— Увы, сестрица! — развел руками толстый конторщик. — Все места проданы.
— Но что же делать? — пролепетала монахиня, поднося к лицу платочек. — Мне очень нужно уехать… Тетушка Евлали при смерти, и я должна…
Конторщик проникся сочувствием:
— Бедное дитя! А вы присядьте-ка здесь или на крылечке подождите: вдруг кто-то да откажется в последнюю минуту ехать или опоздает? Такое часто случается. Даст Бог — и повезет вам!
— Даст Бог! — повторила Мария и подумала: «Не дай Бог!» Хороша же она будет, если кто-то и впрямь раздумает отправляться в путешествие. Уж лучше поскорее уйти на крыльцо, чтобы успеть без помех скрыться в этом «благоприятном случае».
Коробочку дилижанса уже запрягли шестеркою лошадей, и путешественники занимали места. Здесь были двое почтенных буржуа с женами: одна пара путешествовала всего лишь до Дижона, другая направлялась в Берн. Границу намеревались пересечь еще три студента, толстяк неряшливого вида, обремененный тремя связками книг, мрачного вида старуха, укутанная с головы до пят, несмотря на жару, и невысокий коренастый человек в глубоком трауре, похожий на скромного стряпчего.
Даже если бы Мария не знала, как он будет одет, она тотчас узнала бы утреннего посетителя по характерному подергиванию плеча. Она с облегчением вздохнула, посмеявшись над своими страхами, погнавшими ее сюда. Вот разъярился бы Корф, узнав, что она, как заботливая нянька, сопровождает его курьера! Или нет — долго хохотал бы. Он ведь таких посыльных отправляет самое малое еженедельно! Эти люди ко всему привычны, нося личины купцов, агентов банковских контор, путешественников, военных, монахов, — ведь будет же этого «клерка» ожидать на переправе в Туне «пастор»!
Кучер взобрался на козлы, подбирая поводья, которые с шутливым поклоном подавал ему какой-то оборванец — Мария давно его приметила, — бездельно шатавшийся по площади, то поглаживая морды лошадей, то перекидываясь шуточками со студентами.
Проходя мимо Марии, он с преувеличенным благочестием возвел к небу глаза.
Хозяин конторы вышел на крыльцо:
— Весьма сожалею, сестра. Ежели угодно, можно купить место на следующую неделю — прямиком до Берна. А коли спешите, есть смысл ехать на перекладных: завтра рано утром до… — Он подавился последним словом, и глаза его сделались огромными. — Господи Иисусе!..
Мария резко обернулась.
На площади как бы все застыло, даже пыль, чудилось, повисла в воздухе. Кучер свесился с козел — да так и застыл с открытым ртом. Дамы и их мужья высунулись из окон; старуха воздела руки; студенты замерли, уставившись на переодетого курьера, который, согнувшись и держась за живот, стоял, почти касаясь лицом ступенек. И только одна движущаяся фигура оживляла эту немую сцену — оборванец, который со всех ног улепетывал прочь. Поворачивая за угол, он оглянулся — Марию поразило выражение мрачного восторга на его лице — и прощально махнул красной, будто ободранной ладонью.
«Почему у него красная рука?..» — подумала Мария. Тут какой-то человек соскочил с крыльца конторы и погнался за беглецом. И тотчас площадь ожила, все пришло в движение, люди бросились к упавшему «стряпчему». Тот скорчился, подтянув колени к подбородку, потом резко повернулся на другой бок — и вдруг, вытянувшись, замер. Из-под него растекалась по ступеням лужа…
Обморочно вскрикнула одна из дам; пассажиры отпрянули от окон; чей-то испуганный голос взвился над площадью:
— Его ударили ножом!