Звезда корта, или Стань первой!
Шрифт:
Конечно, она понимала, что рано или поздно ей самой придется выйти на связь с внешним миром. Поговорить с тренером – как минимум сообщить ему, что она вняла его совету и какое-то время поживет дома, связаться с Сашей и обсудить их странные отношения. Но лучше пусть это случится поздно, чем рано, решила она.
Май подходил к концу. Сирень отцветала. И каждый раз, глядя на ее покоричневевшие, полуосыпавшиеся кисти, Марго думала о маме и быстротечности человеческой жизни. Эти мысли посещали ее все чаще, как и думы о бессмысленности любых человеческих начинаний.
Однажды утром, проснувшись,
Желая проверить свои подозрения, девушка быстро приняла душ, оделась и спустилась на первый этаж.
Еще на подходе к кухне она поняла: ей не показалось, у них гость, и не просто гость, а… Марго остановилась в дверях. За столом, спиной к ней, сидел отец. Он не слышал, как она подошла, поэтому не обернулся, и у девушки была возможность справиться с собой. Потому что при виде его ей сперва захотелось кинуться ему на шею, а затем убежать обратно наверх и закрыться в своей комнате.
Ни того, ни другого она не сделала. Вместо этого, навесив на лицо равнодушно-приветливое выражение, Марго вошла в кухню и произнесла:
– Привет.
– А, проснулась наконец-то, – улыбнулся отец, а затем резко вскочил из-за стола и, шагнув к дочери, легко подхватил ее на руки, закружил, словно ей до сих пор было пять лет и она весила не пятьдесят пять килограммов, а дай бог двадцать.
– Вы мне сейчас тут все побьете! – подала голос бабушка. – Ну-ка, марш обниматься на улицу!
Отец рассмеялся и поставил Марго на пол.
Девушка по-прежнему не знала, как себя вести. Да, она была очень рада видеть отца, но признаться себе в этом – значило простить его за долгое отсутствие, а сделать подобное она пока была не в состоянии.
Поэтому Марго осторожно отшагнула от него в сторону и спросила:
– Ты давно приехал?
– Пару часов назад, – ответил он. – Заглядывал к тебе, увидел, что ты спишь, и решил не будить.
– И надолго? – проигнорировала его ответ девушка.
– Дней на десять, может, на две недели. – Отец снова занял свое место за столом, и Марго последовала его примеру, благо бабушка уже наливала в ее чашку подогретое молоко и накладывала в тарелку ароматную пшенную кашу.
– Значит, у тебя все-таки иногда бывают каникулы, – не смогла не поддеть родителя девушка.
– Ну а ты? – осведомился он, пропустив ее колкость мимо ушей. – Я звонил тебе на сотовый несколько раз – тишина. Когда был в Москве, в квартиру заезжал, даже испугался немного, не обнаружив твоих вещей.
– Можно подумать, тебе бабушка не сообщила, что я тут, – фыркнула Марго.
– Тут-то тут, но вот почему практически со всеми вещами? – Отец смотрел на нее испытующе. – У тебя что-то случилось?
Первым желанием было огрызнуться, но вместо этого девушка глазами указала на свою сломанную руку, после чего спросила:
– Еще вопросы есть?
И принялась быстро орудовать ложкой, запихивая в рот кашу. Прежде ей всегда нравилась бабушкина стряпня, но сегодня еда не желала проглатываться. Каша вставала в горле комком, приходилось обильно запивать ее молоком из кружки.
Отец
– Не торопись, ешь спокойно, потом поговорим.
Дальше они беседовали о чем угодно, только не о спортивных достижениях Марго. Отец рассказывал о последних гастролях, о планах на будущее, показывал новый недавно вышедший диск.
Девушка ловила себя на том, что дико ему завидует. Его энтузиазму, его вере в себя, его желанию снова и снова выходить на сцену. Глаза отца горели, когда он говорил о музыке, и Марго про себя горько усмехалась тому, что совсем недавно в ее глазах был тот же огонь, когда она говорила о теннисе, о прошедших и предстоящих соревнованиях, о своем тренере. Был, да весь вышел. Перегорела.
После завтрака девушка вернулась в свою комнату. Настроение было ниже среднего.
Сперва думала почитать недавно принесенный бабушкой роман и даже открыла книгу, но буквы сегодня никак не желали складываться в слова, а слова в осмысленные фразы. В итоге Марго роман отложила. Но та же участь постигла и фильм, который она попыталась посмотреть. Сознание категорически отказывалось следить за сюжетом.
Девушка выключила ноубук и, захлопнув его крышку, улеглась на кровать поверх покрывала, закинула здоровую руку за голову.
Взгляд словно сам собой принялся бродить по комнате. Старенькие желтые обои – ремонт делали еще при маме, и эти обои они с Ритой выбирали вместе, старый, кажется, еще тридцатых годов прошлого века массивный книжный шкаф из дуба, такой же массивный – дедушкин – письменный стол – школьнице Маргарите очень нравилось делать за ним уроки или записывать в дневник пришедшие за день в голову интересные мысли. Настольная лампа – тоже дедушкина, как и тяжелая бронзовая фигурка сеттера рядом с ней. В детстве налюбовавшаяся на фигурку Рита хотела именно такую собаку, но соседка отдала им толстолапого, пушистого, смешного, беспородного щенка, которого назвали Полканом, и девочка забыла о том, что когда-то мечтала о другой собаке. В углу торшер на длинной бронзовой же ножке и тяжелое зеленое кресло рядом с ним. На полу ковер с длинным ворсом, в котором, когда идешь, утопают ноги. Комод из той же серии – дуб тридцатых годов, – в нем умещается белье и почти вся одежда Марго, не считая верхней и той, которую нежелательно складывать. И, наконец, кровать. Вот этот предмет мебели, как и кресло-качалка на веранде, когда-то принадлежал маме.
В общем, комната отнюдь не похожа на жилище современной девушки, но Марго всегда ее любила – всю, целиком, включая тяжелые шторы на окне и разноцветную герань на подоконнике. За геранью, как и за прочими цветами в доме, как и за садом, ухаживала бабушка. Марго если только поливать помогала, да и то редко.
Незаметно мысли девушки переместились на ее отца. Она пыталась понять свою реакцию на его приезд, осознать, что чувствует по этому поводу.
С одной стороны, Марго была очень рада его видеть, с другой… Возникало такое двойственное чувство – и обиды, и горечи, и детского желания игнорировать, наказать его за долгое отсутствие.