Звезда курятника
Шрифт:
— Ничего себе благотворительность! — не сдержалась я. — Напал на беззащитную женщину, скрутил и потащил!
— Хотел как лучше, — угрюмо буркнул санитар-референт.
— Чего ты, приятель, хотел, я еще выясню, — пообещал ему Лазарчук. И посмотрел на меня: — Отпустить его или задержать? Могу вызвать ребят, запрут шутника на пару суток.
— Не надо запирать, — попросил Душин.
— Тогда ты сам не запирайся, давай колись: записка и дохлая веретеница — уж не твоих ли рук дело? — строго спросила я, связав бессмысленное похищение меня из «Атланта»
— Записку я писал, а кто такая веретеница, не знаю, — неохотно признался Душин.
— Как это — не знаешь? — вскинулась я. — Размалеванная безногая ящерица, подброшенная в мою сумку, вот кто такая веретеница!
— Ящерица? — удивился Виктор. — Ну, поганка продавщица! Я же просил неядовитую змею вроде ужа, только не такую приметную, чтобы по морде не понять, что это за гадина!
Лазарчук с видимым интересом слушал этот разговор. Когда я отпустила Душина, взяв с него клятву впредь не совать в МОИ дела свой длинный нос, а в мою сумку — всякую дрянь, капитан заметил:
— Интересно живешь! Не хочешь рассказать мне о своих приключениях и поделиться умозаключениями?
Я немного подумала и кивнула.
— Ладно. Похоже, дальше мне одной не продвинуться, нужна помощь компетентного человека с соответствующими связями. Гражданина Титоренко я найти не могу, Альбины Анатольевны Саниной-Желтиковой в Горсправке нет, а телефоны не отвечают… Минуточку!
Я торопливо полезла в сумку, достала из нее мобильник Андрея Семина, отцепила с пояса собственную трубку и синхронно, двумя руками, подавила на кнопочки. Получилось ловко, не зря я семь лет обучалась игре на фортепьяно в музыкальной школе.
— Слушай, это же один и тот же номер! — воскликнула я, обращаясь к Сереге.
— С удовольствием послушаю, только давай перебазируемся в другое место и пригласим для прослушивания еще одного специалиста, — сказал он, за локоток приподнимая меня с лавочки.
Я невольно посочувствовала Виктору Душину — хватка у капитана была железная. Или бронзовая, если учесть цвет кожи загорелого Лазарчука.
— Серега, а где ты так загорел? — заинтересовалась я. — Такое ощущение, что ты трое суток не в изоляторе провел, а в солярии!
Лазарчук неожиданно покраснел.
— Это не настоящий загар, это меня одна знакомая сегодня утром автобронзантом заполировала, пока я отсыпался после изолятора, — смущенно признался сыщик. — Она решила, что я слишком бледен, прямо как смерть, вот и поправила колер.
— Одна знакомая, да? — хитро прищурилась я. — Ой, Серега, что-то в твоей личной жизни происходит! Расскажешь?
— Сначала ты, — уперся Лазарчук.
И мне пришлось рассказать обо всем, что случилось с того рокового воскресенья, когда в нашем доме погиб незваный гость. Слушателей у меня было два: Серега, как обещал, вызвонил еще одного специалиста. Им оказался капитан Потапов, которого родители окрестили уютным именем Василий, а я то и дело по привычке обзывала Пандой. Капитан не обижался и даже не делал мне замечаний, чтобы не сбивать с мысли.
Честно говоря, рассказ получился путаным и бессвязным, но мои благодарные слушатели, очевидно, кое-какой информацией владели и сами, потому что ловили суть на лету и время от времени многозначительно переглядывались.
— Подытожим? — предложил Василий, когда я замолчала.
В наступившей тишине было слышно, как деловито жужжит крупная муха, кружащая над тарелками, оставленными кем-то на соседнем столике. Разомлевшая от жары официантка не спешила убирать грязную посуду, предпочитала полулежать в шезлонге и прыскать на свои распаренные плечи и красное лицо минералкой из бутылки с распылителем. Кроме нас, других посетителей в этот сонный послеобеденный час в кафе не было.
— Подытожим, — согласилась я, с нетерпением ожидая продолжения.
— Итак, мы имеем четыре трупа и одного подозреваемого в убийствах, — объявил Потапов, слегка понизив голос, чтобы не шокировать официантку. — Чего мы не имеем, так это доказательств его вины.
— Как это? — я подпрыгнула на теплом пластмассовом стульчике, качнув стол.
Муха, налопавшаяся вареников и прилетевшая к нам в надежде запить съеденное диетической пепси, недовольно зажужжала и взлетела, как тяжелый грузовой вертолет.
— Брысь, — сказал назойливому насекомому Панда. — Вот так!
— Давай по порядку, — попросила я. — Что с уликами в каждом случае? Возьмем первый труп…
— Я бы лучше взял еще пива! — встрепенулся капитан Лазарчук.
При слове «пиво» павшая официантка восстала и прибрела к нам с запотевшей бутылкой. Капитан с одобрением глянул на этикетку и кивнул. Дождавшись, пока труженица прилавка удалится в свой шезлонг, я повторила:
— Первым убили Желтикова.
— Следов нет, орудия преступления нет, — отрапортовал Потапов. — То есть мы не нашли его на месте преступления.
— А утащили у меня из дома целую кучу полезных предметов! — припомнила я. — Зачем, интересно? Прикладывали их к смертельной ране, подыскивая что-нибудь подходящее?
Панда крякнул.
— Подходящего, значит, не нашли, а мое имущество до сих пор не вернули! А я была так привязана к своей старой пилочке для ногтей!
— Пилочка, не жужжи! — попросил меня Лазарчук. — Не мешай изложению.
— Второе убийство — Аделаида Титоренко, — продолжил Панда.
— Следов нет, орудие преступления — ядовитая змея — не найдено.
— Ага, значит, вы все-таки выяснили, что ее ужалила ядовитая змея! — заметила я.
— Конечно, выяснили, за кого ты нас принимаешь? За дилетантов? — высокомерно вздернул брови Панда. — У нас есть квалифицированные эксперты.
Дилетант в моем лице независимо шмыгнул носом.
— Кстати, неправильно говорить «змея ужалила», потому что она не жалит, а кусает, — не преминул утереть мне нос противный Лазарчук. — Раздвоенное на конце «жало» змеи — это ее язык. А кусают змеи ядовитыми зубами, которые оставляют характерные следы.