Звезда Маир
Шрифт:
– А эти ваши «Дома», – спросила Анжелика, – что они такое?
– Это трудно объяснить, – задумчиво произнесла Вероника. – Дом – это больше, чем семья. Хотя для всех, кто явился в Аирб, он скорее семья, чем все остальное. Я всегда помнила, что где-то безумно далеко, в призрачном Асиате, у меня остались сестра и мама, но в Аирбе моей матерью стала настоятельница – матушка Зенобия, моей строгой воспитательницей – ключница Мын-ли, а наперсницей – кухарка Гудрун. Две младшие жрицы – Марфа и Мария – скорее мои подруги, ведь их посвящение, состоялось уже на моих глазах … Наш Дом – Дом Весты – далеко не такой многолюдный, как правящие Дома Мамоны, Ориэля и Фурфура, – но явления в нашей Приемной башне совершаются
Вероника задумалась на минутку. Ее строгое лицо просветлело, под влиянием каких-то приятных воспоминаний. Потом она тряхнула головой, словно прогоняя наваждение, и сказала:
– Ах, эти ежегодные балы! Их устраивают в городской Ратуше. Вступая в Банкетную залу, мы каждый раз замирали от восхищения, будто попадали в волшебную сказку! Через высокие витражи окон внутрь вливаются потоки яркого света. Мощные столбы, поддерживающие сводчатый потолок, раскрашены в разные цвета и сверкают, словно елочные украшения. Сверху свешиваются бронзовые люстры, отлитые в виде древесных веток…
В день бала зал буквально забит горожанами – мужчинами и женщинами, разряженными в пух и прах. Мужчины держатся свободно и непринужденно: громко переговариваются и смеются. Зато их жены ведут себя тихо и внимательно всматриваются в группы воспитанников у противоположной стены.
Все смолкает, когда с балкона, где теснятся музыканты, раздаются звуки менуэта и первая пара – мальчик с девочкой из какого-нибудь городского Дома, – плавно выплывают на середину зала. К первой паре тотчас присоединяется вторая, затем третья…
По окончании менуэта, мы задорно отплясываем паспье. Затем по залу разливаются нежные звуки лютни, которая выводит первые такты гальярды… Едва затихает музыка, взрослые оживляются. Многие покидают свои места и устремляются в центр зала, вслед за приглянувшимися им детьми. Крошек останавливают, перед ними садятся на корточки, пожимают их ладошки, выспрашивают имена. Это величественная минута – прекрасная для одних, и трагическая для других. Едва ли кто-нибудь сможет объяснить чувства взрослых, которые заставляют их с воодушевлением кидаться к одному ребенку, и равнодушно отворачиваться от другого. Я до сих пор не могу вспоминать без боли свой первый Осенний бал. Как я мечтала тогда о маме и папе! С какой надеждой взирала на собравшихся в зале горожан! И какое жестокое разочарование ожидало меня в конце! Моих подружек расхватали после первых же танцев, а на меня никто не обратил внимания, словно я была пустым местом. Раз за разом я входила в круг танцующих детей, с замирающим сердцем смотрела на снующих вокруг мужчин и женщин и вновь переживала горечь отторжения. Последний круг мне пришлось танцевать в полупустом зале, вместе с двумя десятками таких же растерянных отщепенцев… Всю обратную дорогу, сидя в гондоле, я проплакала на груди у матушки Зенобии, а та, нежно поглаживая мою головку, шептала на ухо: «Не беда, не выбрали в этот раз, выберут в другой! Просто твоя мама где-то задержалась и не явилась пока на Вонайкею! Но она думает о тебе и тоскует по своей девочке. Ты обязательно с ней встретишься!»
Увы, она ошибалась, и эта, обещанная ею встреча, так никогда и не состоялась – ни на второй, ни на третий, ни на четвертый год. Свою последнюю, пятую попытку, которая предоставлялась мне в прошлом году, я сама отказалась использовать. Накануне бала я объявила матушке Зенобии, что не желаю покидать храм Весты. Настоятельница обещала подумать о моих словах, но ни разу за весь год не возвращалась к прерванной беседе. Лишь вчера, сразу по окончании бала, когда мы дожидались на площади перед Ратушей Юрулю – нашу тягловую птицу – матушка сжала в своих руках мою ладонь и объявила о своем решении провозгласить меня шестой жрицей!
Вероника замолчала, разглядывая далекую Землю. На освещенной стороне планеты была отчетливо видна Америка – буро-коричневая на западе и зеленая на востоке. Но большая часть Атлантического океана и лежащая за ним Европа скрывались в темноте. Анжелика, завороженная рассказом сестры, не спешила прерывать затянувшуюся паузу. Перед ее мысленным взором проплывали яркие образы чужого, неведомого мира… Какие-то таинственные Дома с мудреными названиями… Два светила на небосводе… Реальность, где нет пап и мам, где дети являются из магических зеркал и обретают родителей во время странной церемонии, именуемой Осенним балом… Как все это не похоже на ее школьные будни, возню с куклами или игры во дворе! «Да, – сказала себе Анжелика, – у Вероники была совсем другая жизнь!»
Анжелика хотела продолжать расспросы, но сестра поднесла палец к губам, призывая к молчанию. Проследив за ее взглядом, Анжелика заметила белую фигуру, на мгновение проступившую сквозь черноту звездного неба, и вновь растворившуюся в ней.
– Сагрит! Она вот-вот возьмет наш след, – прошептала Вероника. – Увы, от нее не спрячешься. Надо спешить.
Она схватила сестру за руку, и они покинули поверхность Луны с той же непостижимой быстротой, с какой прежде добрались до нее…
Спустя несколько минут Анжелика вновь оказалась над своим родным городом, укутанным в ночную тьму. О том, что они стремительно приближаются к Земле, можно было судить по огням, которые разгорались, множились и распадались прямо на глазах, превращаясь в цепочки освещенных улиц или тонкие ручейки шоссе.
Наконец они снизились настолько, что девочка начала узнавать знакомые места. Вот появилась река, петлявшая среди застланных туманом полей. Одинокие липы в призрачном лунном свете выглядели уснувшими сказочными великанами. За полями потянулись городские окраины. Деревянные дома сменились кирпичными пятиэтажками. Показалась громада отеля и неподалеку от него – автомобильный мост. Не смотря на поздний час на шоссе было довольно много машин.
– Откуда появился твой карлик? – спросила Вероника.
– Я… я не помню, – сказала Анжелика. – Я стояла вон там, возле столба на тротуаре, а он вдруг заговорил со мной.
Вероника опустилась в указанном месте, встала на колени и стала внимательно изучать асфальт возле перил моста.
– Ты заметила что-нибудь необычное? – поинтересовалась она.
– Он был очень странный… и говорил такие необычные вещи. Не удивлюсь, если он из твоей реальности…
– Нет, – сказала Вероника, поднимаясь с колен. – Он был существом из плоти и крови. Следы очень ясные. Думаю, он не обманул тебя, когда сказал, что мечтает о смерти…
– И ты можешь узнать, откуда он пришел?
Сестра не успела ей ответить, потому что как раз в это мгновение из-под земли рядом со стеной отеля бесшумно выросла гигантская человеческая голова с опущенным на лицо капюшоном.
– Сагрит! – прошептала Вероника.
Расширившимися от ужаса глазами девочки молча наблюдали, как рядом с головой прямо сквозь крышу «Макдоналдса» поднялась длинная костлявая рука. Мгновением позже из воды вытянулась другая. Они были невероятно худы. Скрюченные, покрытые сухой морщинистой кожей кисти с длинными когтями на пальцах напоминали птичьи лапы. Демоница ухватилась за угол капюшона и стащила его с себя. Ее лысая яйцевидная голова с лицом мумии была обтянута темной, как пергамент, кожей. Острый подбородок резко выдавался вперед. Нос, напротив, едва возвышался над впалыми щеками. В глубоких провалах глазниц, словно в устье печи, сверкали отблески багрового пламени. Устремив их на сестер, Сагрит издала клацающий звук и взвилась в небо. Казалось, распустив крылья, над городом реет хищная птица.