Звезда на содержании
Шрифт:
– Как вы смеете?! – вскричал Хвощинский. – Это бредни какие-то! Я и слыхом не слыхал, и знать не знаю ни про какие ваши сюжеты.
– Но ведь мне вы рассказали именно эту историю! – воскликнула Анюта. – И в свидетели привели именно повитуху, которая якобы положила меня на место умершего ребенка Осмоловских. Но ведь Каролина никогда не была повитухой! Она бывшая актриса из N-ского театра! Я ее видела нынче, она как раз в театр спешила. А Блофрант, то есть господин Аксюткин, сказал мне, что отродясь Каролина не была повитухою, она всегда на театре играла, пока не спилась пять
– Спилась и пошла в повитухи! – с отчаянной надеждой в голосе вскрикнул Проказов. – И тогда...
Свейский расхохотался. Анюта тоже не могла удержаться от смеха.
– Да мне восемнадцать лет! – еле смогла выговорить она. – Восемнадцать, а не пять!
– Черт... – проскрежетал зубами Проказов. – Жаль, что эта повитуха только подменила ребенка, не придушила вас при рождении!
– Да ты что? – со снисходительной насмешкой посмотрел на него Свейский. – Анюта же сказала, что ей восемнадцать! Значит, ее принимала на свет совершенно другая повитуха!
– Черт! – снова лязгнул зубами Проказов.
– Погодите... – растерянно проговорила Анюта. – Это что же значит? Значит, меня никто не подменял при рождении? Значит, я дочь своих родителей?! Значит, вы мне все... налгали все?! – Она задохнулась от негодования, глядя на Хвощинского.
– Боже ты мой, – пробормотал Свейский, – стоит только представить, что я с этой случайной выдумкой стал невольной причиною несчастья моей любимой! Как причудливо шутит жизнь! А вы, Хвощинский, редкостный негодяй. Интересно бы знать, ради чего это было затеяно? Неужто тоже только из-за денег?! Какое счастье, что он не убил тебя, моя радость! – повернулся он к Анюте.
– Он меня не убил. Он меня увез... он увез меня в веселый дом! – И слезы так и хлынули из глаз Анюты.
Мгновение в часовне царило молчание, а потом Проказов так и закатился хохотом.
– Ну, Петенька, я тебя от всей души поздравляю! – вскричал он, задыхаясь от смеха. – Ты отыскал себе великолепную, добродетельную супругу! Теперь я вспомнил, отчего мне казалась знакомой эта хорошенькая мордашка. Да ведь я видел ее у мадам Жужу! Да еще небось имел счастье зреть дезабилье! Как вас там звали, милашка? Аннетою небось! Ну и судьба! Ты, как черт от ладана, шарахался от девочек мадам Жужу, а теперь женился на шлю...
Проказов не договорил: Свейский заткнул ему рот кулаком. От удара Проказов отлетел в угол, из которого чудом успел выскочить отец Еремей. Иконы на стенке укоризненно закачались, когда Проказов врезался в стену.
– Мерзавец, – тихо сказал Свейский. – Я всегда знал, что ты мерзавец, подлец, грязная тварь. Если хочешь жить, заткни свой поганый рот! Ты клевещешь на невинное создание. Я напомню тебе, где ты мог видеть мою жену. Отнюдь не в веселом доме! Мы все гнались за ней, когда она бежала оттуда... Ты и твои друзья, не имеющие за душой ничего святого, я, опоенный тобой, почти лишившийся разума твоими стараниями... А она спасалась от нас! Как ни был я пьян, я все же запомнил это лицо, которое иногда обращалось к нам с таким ужасом! Анюта, простите меня, я был среди ваших гонителей, но теперь я стану вашим защитником.
– Ничего у тебя не выйдет! – прошипел Проказов, выхватывая из-под борта сюртука маленький, кургузый, неуклюжий пистолет. У него был не один ствол, а несколько, словно у многоглазого чудища. И каждый глаз был глазом смерти!
Проказов направил пистолет на Свейского, но Анюта с визгом бросилась вперед и обняла его, припала, загораживая собой.
Она думала, сейчас грянет выстрел, но его не было. Свейский пытался высвободиться, повернуться, загородить Анюту, но она цеплялась обеими руками и не отпускала его. Откуда-то взялась такая сила, что Свейский никак не мог с ней справиться.
– Отпусти, Анюта! – закричал он. – Отпусти, уйди, он убьет тебя!
– Ну! – истерически заорал Хвощинский. – Стреляйте же в нее!
– Я не могу стрелять в женщину, – сказал Проказов, неловко выбираясь из-за угла. – К тому же я вполне могу жениться на вдове моего кузена...
– Стреляйте! – кричал Хвощинский. – Вы убьете ее, потом Свейского и получите наследство. Зачем вам она?!
– Если это и в самом деле Анна Осмоловская, ее жизнь дорого стоит, – с циничной ухмылкой проговорил Проказов. – А ведь вы, сдается мне, хотели сжульничать с наследством Осмоловских? Ну, это меня ничуть не удивляет. Кстати, кто из поверенных вел их дела? Не подскажете ли, господин Качалов?
– Да я и вел, – скромно признался стряпчий, который наблюдал за развитием событий с любопытством бумажной крысы, ставшей случайной свидетельницей живых человеческих страстей.
– Ну? И каковы условия того завещания?
– В случае смерти Анны Осмоловской все состояние переходит троюродному брату Виктора Львовича, господину Хвощинскому Константину Константиновичу, назначенному по основному завещанию опекуном Анны Викторовны.
– Боже ты мой, – пробормотал Проказов. – Да ведь это просто чудо, что он вас не отравил, голубушка. Я бы на его месте так и поступил. – И он покаянно улыбнулся. – Но теперь не бойтесь, я вас не дам ему в обиду!
– Стреляйте, – закричал Хвощинский, кидаясь на Проказова, – или я вас сам убью... зарежу!
Он выхватил из кармана нож, но даже не успел занести его – пистолет грянул огнем, и Хвощинский упал. Нож отлетел к ногам Анюты.
– Как просто, – пробормотал Проказов. – Как это легко пустить в человека пулю! А я-то думал... Первая, как говорится, колом, вторая – соколом, третья – мелкой пташечкой. Уйдите, Анна Викторовна. Потом вы мне сами спасибо скажете за то, что я вас от этого увальня избавил. Со мной вы счастливы будете, веселы, а с ним жить – что солому жевать.
– Мы повенчаны, – выпрямилась Анюта, беря Петра за руку. – Священник говорил – покуда смерть не разлучит нас. Но нас и смерть не разлучит. Если его убьете – я ни минуты жить не стану! – Она прижала нож к горлу.
– Постой, Варенька! – раздался крик, и в тесноту часовенки ворвался Блофрант Аксюткин. – Нет! Опусти нож! – завопил он в ужасе.
Все уставились на него, не понимая, откуда взялся этот маленький, толстенький, переполошенный человечек с потным, искаженным от страха лицом.