Звезда Пандоры
Шрифт:
— Верно.
— И все же что можно сказать о сегодняшнем дне? Можно ли считать наши достижения эквивалентом «Марии Селесты»?
— Я бы сказал — эквивалентом, но другим. Несомненно, мы могли бы построить более сложный космический корабль, развивающий скорость меньше скорости света. При этом чужаки явно не обладают технологией червоточин, но мы не знаем, как они устроили вспышку звезды.
Уилсон припомнил несколько встреч с главами настолько засекреченных служб безопасности, что широкая публика даже не подозревала о существовании таких отделов: так вот они очень хотели исследовать возможности «бомбы- вспышки», примененной «Марией Селестой». Военная разведка «Фарндейла» пришла к заключению, согласно которому некое нестабильное квантовое поле привело к разрыву поверхности звезды, вызвав эффект, подобный детонации
— Вы все еще исследуете корабль?
— Там нечего больше исследовать, капитан. Мы классифицировали все предметы, обнаруженные на борту «Марии Селесты», и установили назначение каждого из них — того, что вызвало вспышку, там нет. Скорее всего, корабль был не один, и все самое ценное, вместе с выжившими членами экипажа, эвакуировали. В конце концов, это не то устройство, которое можно запросто оставить без внимания.
— Дельное замечание. Я хотел бы понять следующее: могли ли строители «Марии Селесты» соорудить барьер Дайсона?
— Нет, такой возможности у них не было: барьеры вокруг Пары Дайсона появились раньше, чем был построен корабль. Мы имеем дело с другой расой чужаков — возможно, сразу с двумя, если предположение о защитной функции барьера окажется правдой. Желаю вам удачи в предстоящем путешествии.
— Спасибо.
— Пока мы еще на связи, я хотел бы заверить, что предоставлю отпуск любому специалисту Института, если вы пригласите его в свою команду. У нас прекрасные эксперты — опытные и квалифицированные, многие ни в чем не уступают мне самому.
— Это весьма щедрое предложение, господин директор. Мы скоро обнародуем требования к кандидатам в команду «Второго шанса», и я уверен, ваши специалисты будут им соответствовать.
— Что ж, всего хорошего.
Его рука приподнялась в прощальном приветствии, и изображение исчезло.
Оскар поморщился.
— Похоже, чужаков с «Марии Селесты» можно сбросить со счетов.
— Да, наверное. Не могу сказать, чтобы я прислушивался к Хранителям, но это отличная тема для следующего интервью прессе.
Согласно календарю уже наступило лето, но западные ветры в течение последних трех недель продолжали нести с океана дождевые тучи. Над Леонида-сити постоянно гремели грозы, а большая часть парков была залита водой. В этот день небо также затянула сплошная серая пелена, и по легкому пластиковому навесу, установленному над подиумом, стекала мелкая морось. Дадли Боуз, глядя на слушателей, расположившихся на лужайке университетского ботанического сада, не замечал мокрого блеска их одежды и причудливых летних шляп — он был слишком охвачен благоговейным трепетом, чтобы обращать внимание на столь обыденные мелочи, как погода.
Декан, похоже, тоже был невосприимчив к мелким неприятностям, поскольку его речь тянулась и тянулась бесконечно. Вице-президент Гралмонда, сидевшая прямо за его спиной, старалась сохранить официальное выражение лица. Наконец декан закончил восхваление университета, процветавшего под его личным руководством, и жестом пригласил выступить Дадли Боуза.
Торжественность момента внезапно повергла его в ужас по пути к трибуне. Он отыскал взглядом Венди: его жена, напряженно выпрямившись, сидела в первом ряду и энергично ему аплодировала. Рядом расположились его студенты: один пронзительно свистнул, двое других отозвались оглушительным смехом, словно услышав отличную шутку, — все как обычно. Тем не менее это зрелище помогло ему снова обрести уверенность.
Дадли встал рядом с деканом, и тот с торжественным видом протянул ему свиток пергамента, в котором подтверждалось его новое звание профессора. Аплодисменты достигли апогея, когда Дадли одарил промокшую аудиторию счастливой улыбкой и даже не поднял руки, чтобы почесать ОС-татуировку на ухе, — Венди не раз предостерегала его от этого. Затем он высказал стандартную благодарность, объявив, что счастлив работать в таком великолепном научном учреждении, как этот университет, добавил несколько слов о долге правительства поддерживать науку (вызвав задумчивый кивок сидевшей позади него вице-президента) и закончил словами: «Теперь я надеюсь, что смогу представлять университет Гралмонда и этот мир в качестве члена экипажа „Второго шанса“. Знания и опыт, накопленные на нашей планете, помогут раскрыть тайну, тревожившую наши народы в течение двух последних столетий. Я могу обещать, что сделаю все, что в моих силах, и не подведу вас. Огромное всем спасибо».
Аплодисменты, сопровождавшие окончание его речи, оказались громче и энергичнее, чем он мог ожидать. Вице-президент встала со своего места и пожала ему руку.
— Я буду стараться, чтобы вы получили место на этом корабле, — негромко сказала она.
Дадли, сев на свое место, блаженно улыбался на протяжении всего ее выступления, в котором упоминалось о долгосрочной поддержке, которую ее администрация была счастлива предложить значительно расширенному факультету астрономии университета. Желание попасть на «Второй шанс» возникло у Дадли с того самого момента, как только он услышал о миссии. В каждом интервью для унисферы он рассказывал, что заслуживает этой чести, что его вклад в открытие нельзя недооценивать и что его исключительные знания делают его кандидатуру незаменимой. То же самое он говорил при встречах с политиками, промышленниками и просто членами высшего общества, с которыми приводилось встречаться на сотнях коктейлей и ужинов, куда его сразу после открытия стали приглашать очень часто. Его настойчивость не знала границ. Сделанное наблюдение обеспечило ему небывалую доселе уверенность в себе вкупе со званием профессора и потоком средств, хлынувшим на его факультет. Дадли обнаружил, что успех весьма приятен на вкус, и хотел большего, а космический корабль был единственным шансом достичь еще более высоких вершин — после триумфального возвращения с Пары Дайсона перед ним откроются поистине неограниченные возможности.
По окончании выступления вице-президента все присутствовавшие направились к стойке в главном холле, где их ждали бутерброды и вино. Финансировать это событие помогло несколько местных компаний, что позволило казначею привлечь обслуживающую торжества фирму, тем самым повысив обычный уровень университетских приемов.
Венди Боуз перехватила у одного из молодых официантов бокал розового вина и огляделась в поисках Дадли. Этот день разбудил в ее душе противоречивые эмоции. Звание профессора принесло ей долгожданное облегчение — оно обеспечивало будущее их обоих. Чуть раньше, в отделе городского планирования, где она работала, утвердили ее собственное повышение: теперь она могла рассчитывать на весомое вознаграждение в случае отпуска, а через одиннадцать лет могла позволить себе процедуру омоложения — и на этот раз воспользоваться ею в полной мере: отяжелевшие бедра беспокоили ее уже несколько лет, а сейчас это было особенно некстати. У Дадли накопилось множество приглашений от различных компаний, и в некоторых из них шла речь о членстве в правлении. В университете ходили слухи о том, что через несколько лет он мог бы претендовать на место декана факультета. Венди было необходимо хорошо выглядеть и соответствовать облику надежной супруги. Прежде она не ожидала от этого брака никакого профессионального или личного успеха, а только спокойную обеспеченную жизнь вдали от общественных и правительственных кругов. Успех Дадли все изменил. До сих пор они держались вместе, но она сомневалась в крепости семейных уз. Их брак был одним из множества обычных во всем Содружестве дружеских союзов, длившихся, как правило, пару десятков лет и заключаемых людьми, не добившимися особых успехов. При отсутствии каких-либо потрясений он мог бы продержаться довольно долго. И вот, пожалуйста: теперь Дадли — самый известный в Содружестве астроном, вокруг него вьется масса молодых привлекательных студенток, и за ним охотятся компании с серьезными средствами.
— Миссис Боуз?
Венди обернулась: перед ней с вопросительной улыбкой на губах стоял очень высокий человек. На вид ему еще не было и сорока, но она понимала, что он гораздо старше — по крайней мере, на несколько жизненных циклов: она редко встречала в людях подобную самоуверенность. Его светлые волосы отливали серебром, а глаза были настолько темными, что граница радужной оболочки казалась неразличимой. В сочетании с небольшим носом и слегка выпуклыми щеками его лицо было скорее выразительным, чем привлекательным. Но наверняка запоминающимся.