Звезда пленительного счастья
Шрифт:
— Ты где был?!
Только не нужно делать такое серьезное лицо. Боюсь-боюсь-боюсь!
— У Верунчика. Я тебе говорил. Или нет?.. — Как ни в чем не бывало, я стал снимать обувь, присев возле двери.
Не хочу испачкать турецкие ковры Малыша.
— До часа ночи?! Тебе телефон зачем вообще?!
Упс! Нужно было хоть под дверью включить.
— Этот или этот? — Вытянув из штанов два телефона, сунул ему в руки. Пусть забирает свои сраные подарки! Пусть подарит своим «Малышам».
Жалко. Телефоны так врезались в стену, что шансов выжить
— Хватит валять передо мной шута! Верунчик еще в девять вечера сказала, что ты уже уехал. Где ты шлялся?
Все больше начинаю любить эту женщину, что попрошу — все сделает.
— Это секрет. Цс-с-с! Этого никто не должен узнать. — Показав пальцем возле губ, сделал лицо посерьезнее.
— Да он обдолбаный, ты что, не видишь? — раздался противный голос Малыша где-то в стороне.
— Заткнись! Малолеткам слова не давали! — Только его нравоучений мне не хватало.
— Ты сам малолетка, бомжара.
— Так! Заткнулись оба. Ты в свою комнату, быстро! — Судя по ворчанию, это было сказано Малышу. — А ты марш в душ!
— Не хочу в душ! Я же бомж. Я жрать хочу. — Полностью игнорируя большого продюсера, отправился на кухню.
Итак! Что у нас есть… Мука… Блинчики. Еда голодных и обездоленных. А вот и клубничное варенье. Нямняшечка.
— Ты бы видел себя со стороны. У нас осталось месяц до премьеры. Завтра начинаем снимать клип. Коля, ты меня слышишь?! Возьми себя в руки.
— «Возьми себя в руки, возьми меня в руки». Ла-ла-ла. — Пф-ф-ф! Почти песня.
Стоя к нему спиной, пытаюсь взбить что-то наподобие смеси для блинчиков, но его присутствие лишь мешает процессу.
— Давай помогу. — Он прижался сзади, отнимая у меня венчик и миску.
Как для помощи, уж сильно прижимается.
— Не трись об меня.
— Кому ты нужен в таком состоянии. У меня сейчас одно желание, наклонить тебя, снять штаны и выпороть!
Не знаю, чем он собрался меня пороть, но его штуковина уже упиралась в меня.
— Пори своих мальчиков. Ясно?
— Не скажу, что мне не нравится, что ты ревнуешь, но это плохо влияет на работу. Если у тебя завтра будут красные глаза, как снимать?
Когда он так начинает целовать затылок, опускаясь к шее, ноги подгибаются. А сейчас это усилилось в сто крат. Гребанные эрогенные зоны!
— Отвянь! Хватит меня лизать своим языком. Противно.
— Противно?! Противно ему! — если раньше он обнимал, то теперь сжал и, приподняв, понес в сторону ванной.
Сдаваться без боя я не собирался. Руки были скованные, но ноги проделали пару удачных ударов. Хотя это не сильно и помогло. В конце концов, я оказался под ледяным душем. Вячеслав стал поливать меня из шланга, как садюга, при этом шипя сквозь зубы:
— Противно ему! Зараза! Шляться где-то не противно, а я, значит, вызываю отвращение!
Настал черёд мокрым, прилипшим к телу вещам, которые он стаскивал, не смотря на мое сопротивление.
— Ровно стоять! Неблагодарная сволочь!
Дальше была очень болезненная экзекуция мочалкой.
— Черт! Перестарался! — Наступил новый этап пытки — он стал покрывать мое тело поцелуями. — Прости! Прости-прости-прости!
Покрасневшие участки от мочалки были отчетливо видны по всему телу.
— Отпусти меня!
— Что же ты такой упертый. Тебе ведь будет хорошо со мной. У тебя будет все, что ты захочешь. Все, что тебе нужно, просто слушаться меня.
Судя по всему, ему все равно, что я говорю. Ему главное, чтобы его слушались. Поэтому он выбрал именно меня — пацан из детдома, без семьи, которому нечего терять.
Продолжая обнимать, он продолжал водить своими руками по моему голому телу.
Видно, он не учел одного, мне совсем-совсем нечего терять. Я всю сознательную жизнь пытаюсь обрести свободу, а он предлагает мне стать заложником любви? Пожертвовать такой сомнительной, но все же волей? Ради чего — сексуальных отношений? Или кого — мужчины, у которого таких, как я, вагон и маленькая тележка? Нет! Я решил! Еще там, сидя у Верунчика и слушая ее рассказ. Это не моя история.
Даже если мне и приятно, когда он меня обнимает, это ничего не значит.
— Я не хочу быть твоим Малышом или заменой.
— Это не так, ты это ты.
Зачем он продолжает меня обнимать?
— Тогда брось его.
Сказав это, я уже знал ответ.
— Я не могу… — Прозвучало это совсем тихо, возле моего уха, но я разобрал каждую букву.
Это именно тот ответ. Что же я стал за время с ним таким взрослым? Все стало таким предсказуемым. Но хуже, что я становлюсь до рвоты правильным!
— Давай оставим все, как было. Я буду стараться. Начиная с завтрашнего дня, я буду слушать тебя во всем. Я верю, что наша группа будет успешной. Но… Никаких личных контактов.
Это правильное решение. Я знаю.
— Послушай…
— Других вариантов не может быть.
Знаю, я не в том положении, чтобы диктовать условия, но вступать в интимную связь или нет, я еще вправе сам решать. И я решил, что пока не поздно, нужно остановиться.
— Ты ничего не знаешь и не понимаешь, но если ты все решил…
Он разжал объятия, выпуская меня.
Обидно, что он даже не попробовал убедить меня, настоять на своем. Это еще раз доказывает, что я был прав — я один из многих.
Набросив халат, я вышел первым.
За дверью, прислонясь к стене, стоял Саня. Он ничего не сказал, просто глянул мне в глаза, и я понял, что он все слышал.
Всего лишь простой молчаливый взгляд, и мне опять стало его жалко. Оказывается, сломанная судьба бывает не только у брошенных детей. Даже не важно, что он сам выбрал это. Был ли у него выбор? Я не вправе его судить, может, это действительно любовь сделала его таким. Он держится за нее, несмотря ни на что. Он погряз в этом, а я не хочу. Я не хочу такой любви со вкусом крови.