Звезда (сборник)
Шрифт:
Наташа знала, что семьдесят восьмую дивизию немецкое командование бросало в особых случаях, на прорыв, лишь тогда, когда предполагалась серьезная наступательная операция.
Нужно было немедленно сообщить обо всем генералу. Наташа достала из полевой сумки листок и написала несколько слов.
— Вот что, Попрышкин, ползи один, только скорее. Передай это хозяину.
— А ты?
— Подтащи меня поближе к дороге. Пойдут мимо — подберут.
…Она осталась одна. Ей показалось, что Попрышкин подтащил ее
Оперативный дежурный передал комдиву Наташину записку. Она подтверждала предположения генерала. Грызлин позвонил «наверх», в штаб армии. Через пять минут в блиндаж комдива входили командиры полков.
Не сгибаясь, порог переступил высокий, быстрый, резкий в движениях Устинов. Майор сел, но казалось — он сейчас же вскочит и начнет шагать по блиндажу. Вся фигура его выражала с трудом сдерживаемую стремительность. Он на лету ловил замечания комдива и делал быстрые пометки в своем блокноте.
Семенихин немножко косил, и это придавало его флегматичному, как будто заспанному лицу хитрое выражение.
Сенякович, недавно контуженный, приставлял к ушам ладони, чтобы расслышать слова генерала.
Объяснив обстановку командирам полков, генерал приказал вызвать конюха разведроты и старшего лейтенанта Медникова, который только что вернулся с переднего края.
Маскхалат Медникова был облеплен грязью и во многих местах разорван. Левую руку с забинтованной ладонью он держал за спиной.
— Хорошо знаете местность, Прохор Данилович? — обратился комдив к конюху.
— Как же не знать! Чай, здесь родился и состарился, вихрь меня забери, — ответил ефрейтор, довольный тем, что генерал обращается к нему по имени и отчеству.
— Так вот, Медников, будет серьезное дело тебе, — сказал генерал. — Давно ты просил у меня. Прохор Данилович проведет тебя через линию фронта, а там…
Они склонились втроем над картой.
— Зайти к переправе и поджидать танки. Взять с собой тол… Остальное понятно. Вспомнишь старинку. С тем, чтобы больше не забывать. Ясно?
Медников выпрямился:
— Ясно, товарищ генерал. Вы увидите… Я должен… Я семь шкур спущу с этих «тигров»…
Он замолчал. Стоял вытянувшись, счастливый, сдержанный.
— Не терять ни минуты, — добавил комдив.
Медников и Прохор Данилович вышли.
Как только все необходимые меры были приняты, комдив спросил оперативного дежурного:
— А где же Наташа? Кто принес донесение?
— От нее пришел боец разведроты, товарищ генерал, — ответил дежурный. — Не пришел, а приполз, передал бумагу и сразу потерял сознание. Пришлось отправить в санбат.
Наташа по-прежнему лежала у дороги. Яркие звезды кололи глаза. Задавленная тяжестью того, что упало откуда-то и прибило ее к земле, она не могла ни вздохнуть, ни поднять руки. Боли уже не было. Не было и полного сознания.
Временами Наташа переставала чувствовать на себе тяжесть, и ей казалось, что, может быть, нет и ее самой. Она лежала, погруженная в тишину. Ни один звук не доходил до нее. Она задремала. Ей приснилось: война кончилась, генерал пригласил ее в гости к себе на дачу.
— Тише, тише! Щуку спугнете, — сказал генерал и закинул удочку.
Резкий рокот прошел сквозь кровь, застоявшуюся в ушах, и больно ударил в мозг.
— Тише, тише! Щуку спугнете, — повторила Наташа и открыла глаза.
Прямо перед ней, закрывая звезды, в сторону немцев летели советские самолеты.
Гул с неба спустился на землю.
По полю и по дороге шли самоходные пушки и противотанковые орудия.
Значит, Попрышкин передал генералу ее донесение. Она почувствовала гордость и даже, может быть, зависть к себе самой.
— А если бы все предстояло начать сначала? — спросила она себя.
— Все повторилось бы так же.
— Ты ни в чем не раскаиваешься?
— Нет. Именно так я понимаю счастье.
Орудия приближались.
«Едут, а не знают, что это я вызвала их сюда», подумала Наташа.
И вдруг она поняла, что они не знают и того, что она лежит здесь, и даже того, что она вообще существует.
Головная машина держалась края дороги. Наташа поняла, что ее неминуемо заденет, сомнет или совсем раздавит левой гусеницей, если машина не свернет в сторону. Она хотела крикнуть, но в горле застрял липкий комок свернувшейся крови и грязи.
Впервые в жизни Наташа потеряла веру в свое бессмертие. Ей показалось, что до сих пор времени в ее жизни было совсем мало. Но обиднее всего было даже не это. Обиднее всего было то, что она не погибла раньше, что ей предстоит умереть не в бою, а от своих собственных, советских пушек, вызванных ею самой на эту дорогу.
Когда головная машина поравнялась с нею, Наташа уже не сомневалась, что это конец. Машина прошла на расстоянии нескольких сантиметров. Ее не задело. Наташа вздохнула с облегчением и увидела, что на нее надвигается широкая тень следующей машины. Она глотнула воздух и захлебнулась.
Очнулась Наташа на рассвете. Как узнала она позже, водитель самоходной пушки заметил ее и подобрал с дороги. Теперь она лежала перевязанная в какой-то избе, на просторной деревянной лавке.
— Аршиныч, проверь посты! — приказал чей-то знакомый голос.
— Где я? — спросила она так невнятно и тихо, что ее никто не расслышал. — Где я? — повторила она напрягаясь.
— Наверное, пить просит, — мягко сказал кто-то очень знакомый.
«Генерал Грызлин», узнала Наташа. И она поняла, что осталась жить.