Звезда сироты
Шрифт:
Иногда они плясали вокруг друг друга, а однажды все четверо исполнили какое-то хитрое сплетение и расплетение, столь же сложное и многозначительное, сколь и быстро забытое.
– Теперь он вернулся, – заметил первый светляк.
– Да, он вернулся, – согласились одновременно двое других.
Флинкс с интересом заметил, что последний из четырех светляков не был постоянным, немигающим огоньком, как он сперва подумал. В отличие от других, он непериодически вспыхивал и гас, словно лампа, работающая при флюктуирующем токе. Когда он мигал, то полностью исчезал, а когда загорался, то вспыхивал ярче, чем любой из других.
– Мы напугали тебя? – поинтересовался мигающий.
Ответил бестелесный голос, странно похожий на его собственный:
– Я увидел, как Пип… – начал было говорить голос-сон.
– Сожалею, что мы крикнули тебе, – извинился первый светляк.
– Сожалеем, что закричали, – хором подхватили двое других. – Мы не собирались причинять тебе вреда. Мы не собирались пугать тебя.
– Я увидел, как Пип, – задумчиво произнес Флинкс, – обвился вокруг плеча одного из туземцев. Я никогда не видел, чтобы Пип делал это раньше с чужаком. Ни с Мамашей Мастифф, ни с Трузензюзексом, ни с кем.
– Пип? – переспросил третий голос.
– О, – объяснил второй светляк, – он имеет в виду маленький твердый ум.
– Твердый, но вкусный, – согласился первый. – Как чунут.
– Ты подумал, что маленький твердый ум собирался причинить нам вред? – спросил первый голос.
– Да, но вместо этого он ответил вам открытостью, какой я никогда раньше не видывал. Значит, вы тоже должны вещать на эмпатическом уровне, только ваши мысли дружеские.
– Если ты говоришь, что мы должны, – рассудил третий светляк, – значит – должны.
– Но только когда должны, – строго добавил четвертый голос, вспыхнув ярче, чем трое других, прежде чем исчезнуть.
– Почему четвертый среди вас приходит и уходит, словно туман? – пробормотал голос-сон Флинкса.
– Четвертый? А… – объяснил первый голос, – это Можетитак. Такое у него имя, на эту неделю, во всяком случае. Меня зовут Пушок. – У Флинкса возникло впечатление, что другие два огонька стали чуть поярче. – А это Ням и Голубой. – На миг вспыхнул четвертый огонек.
– Они пара, – сказал он, а затем снова погас.
– Опять пропал, – заметил Флинкс с бестелесной отвлеченностью.
– Это же Можетитак, помнишь? – напомнил голос-Пушок. – Иногда он не здесь. Остальные из нас всегда здесь. И имен своих мы тоже не меняем, но Можетитак появляется и пропадает, и меняет свое имя примерно каждую неделю.
– Куда уходит Можетитак, когда он пропадает?
Голубой ответил откровенно:
– Мы не знаем.
– Тогда откуда он появляется, когда возвращается?
– Никто не знает.
– Спроси его, – предложили вместе Ням и Голубой.
Можетитак вернулся со своим огоньком, ярче, чем у любого из них.
– Почему ты меняешь свое имя каждую неделю, и куда ты уходишь, когда пропадаешь, и откуда ты являешься, когда возвращаешься? – поинтересовался голос-Флинкс.
– О, нет никаких сомнений в этом, – сообщил ему Можетитак напевным голосом-сном и снова погас.
Пушок заговорил конфиденциальным шепотом-сном:
– Мы думаем, что Можетитак немного безумен. Но все равно он хороший парень.
Флинкс рассеянно заметил, что он начинает погружаться под поверхность черного озера. Над ним курьезно кружились и ныряли четыре огонька.
– Ты первый, кто с нами заговорил, – произнес голос-Пушок.
– Приходи и поговори с нами еще, – с удовольствием попросила Ням. – Забавно иметь того, с кем можно поговорить. Маленький твердый слушает, но говорить не может. Это забавная новая штука!
Голос-сон Флинкса пробулькал сквозь углубляющуюся маслянистую жидкость:
– Куда мне следует пойти, чтобы поговорить с вами.
– К концу длинной воды, – сказала ему Ням.
– К концу длинной воды, – подтвердил Голубой.
– К противоположному концу длинной воды, – добавил Пушок, бывший довольно-таки точнее других.
– Никаких сомнений в этом, – согласился Можетитак, загоревшись едва ли на секунду.
"В этом, в этом…" слова тонули в мягкой ряби, производимой медленно погружавшимся телом Флинкса. Погружавшимся, погружавшимся пока он не коснулся дна озера. Сперва коснулись его ноги, потом бедра, потом спина и, наконец, голова.
"В этом месте есть что-то странное", – подумал он. Небо было чернее воды, а вода, по мере того, как он тонул, становилась светлее, вместо того чтобы темнеть. На дне же было так ярко, что стало больно глазам.
Он открыл их.
Блестящее, почти металлическое сине-зеленое лицо, на котором господствовали два фасеточных драгоценных камня, озабоченно глядело на него. Вдохнув, он почувствовал запах кокосового масла и орхидей. Что-то пощекотало его левое ухо.
Ища источник, он обнаружил лежащую у него на груди маленькую рептильную морду Пипа. Выскочил длинный острый язык и несколько раз ткнулся в его щеку. Явно удовлетворенный состоянием хозяина, мини-дракончик расслабился и соскользнул с подушки, удобно свернувшись поблизости.
Подушки?
Глубоко вздохнув, Флинкс улыбнулся Силзензюзекс. Она отодвинулась и он увидел, что они находятся в маленькой, аккуратно меблированной комнате. Через высокие окна лился солнечный свет.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она его с резкими щелчками и свистами симворечи. Он кивнул и посмотрел, как она благодарно осела на спальную-сидячую платформу по другую сторону комнаты.
– Слава Улью. Я уж думала, ты умер.
Флинкс положил голову на поддерживающую руку:
– Вот уж не думал, что это имеет для тебя такое большое значение.