Шрифт:
— Орлов Юрий Васильевич, тридцать шесть лет, капитан-лейтенант пятой эскадры термофлота Евразии?
— Так точно.
— Сколько сбитых судов противника у вас на счету?
— Тридцать два термоплана, восемнадцать термобилей, две стац-базы, три телеком платформы — Участник боев над Тегусигальпой и Гаваной?
— Так точно.
— Награжден орденом мужества, тремя медалями за отвагу и четырьмя медалями за спасение погибавших?
— Так точно.
Капитан отвечал по-военному сухо и чётко; выражение лица застыло как на параде. И только в самой глубине глаз пряталась усмешка, легкая, с горчинкой, — капитан вспоминал, как
И хотя капитан отвечал сегодня почти слово в слово так же, как некогда — дед, он точно знал — ему аплодировать не станут.
…Когда умер дед, Юрке едва исполнилось девять. В памяти осталась сгорбившаяся в старом кресле фигура, седые виски и кривая улыбка — после инсульта правая сторона у него была почти полностью парализована. Еще запомнились кроссворды на тумбочке у его кровати и многочисленные фотографии улыбчивой молодой девчонки, Юркиной бабушки, в цифровой рамке над изголовьем.
А до смерти бабушки это был энергичный подтянутый ветеран с пронзительным взглядом темных глаз и оглушающим, раскатистым командным голосом. Юрка гордился им — участник войны, капитан первого ранга Третьего Западного Стратосферного термофлота, участник битвы над Буэнос-Айресом. Герой.
В годовщину празднования окончания Оборонительных Войн деда пригласили к ним в школу. Юрка помнил, как тот бодро вошел в торжественно украшенный актовый центр, в отглаженной — не согнуть! — бордовой форме, печатая шаг. Остановился прямо перед камерами; медали звякнули на груди, кокарда на фуражке сверкнула, отразив свет ламп.
— Здравья желаю! — как на параде, приветствовал дед второклашек, глядевших на него из многочисленных окон по периметру центрального экрана.
Вопросы лились рекой — и от учеников, и от учителей.
— Какое у вас звание?
— А сколько вражеских кораблей вы сбили?
— Вы прорывали блокаду над Лиссабоном?
— Страшно было?
— И стац-базы бомбили?
— Вы участвовали в битве над Арктикой?
Поначалу дед отвечал, словно рапортовал командованию — четко, по-армейски, не задумываясь: "Так точно", "Никак нет", "Двадцать четыре термоплана, семнадцать термобилей, четыре стац-базы и две платформы". Выражение лица у него было как на военном параде — строгое, словно каменное, только в уголках губ да в самой глубине темных глаз пряталась едва заметная теплая улыбка.
Наконец, дошли до медалей, и дед разговорился.
— Орден мужества, орден за военные заслуги, медаль за отвагу, медаль за спасение погибавших, — охотно перечислял дед и после каждой рассказывал, при каких обстоятельствах, за какие свершения получил тот или иной знак отличия.
Дети слушали, не дыша.
— А вон те, с лучиками — что это? — указал один из учеников на два скромных знака на правой стороне кителя.
— А это, — дед сделал паузу и чуть улыбнулся, оглядывая гирлянду детских лиц по периметру экрана прямо перед ним, — Это звезды… Звезды святого Майкла.
Юрка точно помнил, что ахнули не только ученики — ахнули и учителя. Звезда святого Майкла была высшей воинской наградой, которой за всю историю термофлота удостаивались лишь единицы — за беспримерный героизм.
Камера приблизилась к дедовскому кителю, сфокусировала зум на двух простеньких звездах, серебристых,
— За что? — благоговейным шёпотом спросила Юркина классная руководительница.
Дед улыбнулся, глядя куда-то мимо камер.
— Первая — за спасение "Сталиона".
— Термоплан адмирала Рысакова, — побежал благоговейный шепот среди слушателей.
— Да, — подтвердил дед, — это было судно главнокомандующего термофлота. Колоны обнаружили эллинг, из которого тот взлетал с земли, занетили его и почти вытащили в мезосферу. Сами понимаете, чем это чревато для воздушных секций любого аэростата. Но мой термоплан смог подбить корабль колонов, так что адмирал Рысаков спасся. А вторая…
Дед сделал паузу, и Юрка, как раз получивший очередную мс-ку от еще одного одноклассника "Вот это у тебя, Юрок, дедушка! Ты, наверное, столько историй от него слышал!", почувствовал себя виноватым. Он никогда не расспрашивал деда о легендарной войне, хотя, как и все, рос на героических историях о неудавшемся завоевании Земли пришельцами.
— А вторую я получил за подрыв телекоммуникационной платформы колонов над Исландией… Вы наверняка слышали, что в первой фазе войны пришельцы вели атаку на Землю одновременно на нескольких фронтах. Они хорошо координировали свои действия и эффективно перехватывали все наши сообщения, потому, что установили над Исландией гигантскую телекоммуникационную платформу. Та защищалась целым флотом; лобовая атака была бы самоубийством — колоны непременно засекли бы передвижение крупных армад и расстреляли бы еще на подходе. Но у одиночного корабля был шанс прорваться. Крошечный шанс — но был… Я тогда как раз командовал экспериментальным термопланом, с дополнительной гелевой секцией для повышения скорости и маневренности, и мой экипаж решил рискнуть. Мы проскользнули сквозь заграждения и расстреляли солнечные батареи платформы. Та перестала функционировать через два часа, и уже тогда туда подтянулась наша армада и разгромила остатки…
Благоговейную тишину нарушил чей-то детский голос:
— Скажите, вы очень храбрый, да? Ведь надо быть очень храбрым, чтобы совершить подвиг?
Дед слегка покачал головой:
— Да нет, ребята, не совершал я никакого подвига. Я просто выполнял свой воинский долг…
Дед говорил еще долго. Он рассказывал о нападении колонов на Землю и об объединении планеты перед лицом внешнего врага, о блокаде над Франкфуртом и о боях над Йоханнесбургом, о погибших товарищах и о сослуживцах, попавших в плен. Делился историями о том, как мечтал в детстве стать моряком и как по окончании записался юнгой в термофлот. Рассуждал о воинской доблести и отваге, о мужестве и геройстве. О том, что нет поступка более правильного, чем выполнение воинского долга, и что нет войны более славной, чем та, в которой защищаешь родину от завоевателя.
Второклашки слушали, затаив дыхание, и Юрка — вместе с ними. Потом, провожая деда, встали и долго аплодировали, и в их глазах отражались картины геройского прошлого — грандиозные бои и отчаянные атаки, прозрачные небеса и сияющие диски термопланов, огненные цветы взрывов и темно-бордовая форма, поверженные инопланетные завоеватели и звезды святого Майкла…
— Также вы были удостоены еще одной, особой награды?
— Так точно.
— За что?