Звезда Тухачевского
Шрифт:
«Пока все — гости и хозяева, — восхищенные парадом, устремились на банкет, я, по старой командирской привычке, поехал посмотреть солдата в его будничной, казарменной, обстановке. И мне стало стыдно и больно за русского солдата: он дома бос, оборван, живет в убогой обстановке, стеснен. Больно особенно потому, что, несмотря на все, в лице солдата я увидел то же выражение готовности к жертве, с которым он шел в Восточную Пруссию спасать от смертельного нажима Францию, с которым взбирался на обледенелые Карпаты, чтобы братски выручить Италию, увидел то же выражение, с которым он, почти безоружный, лез на проволоку, чтобы
Русский солдат стоит иного внимания, чем то, которое звучало в речах говоривших на банкете ораторов. Не милости просит он, а требует того широкого, безоговорочного содействия, на которое дают ему право пролитая им кровь и все затраченные им для общесоюзного дела усилия».
Выступление это имело шумный успех…
Омск, 9 октября. Солнце, чудесная погода. Над вокзалом — национальный флаг России.
В вагон пожаловали командующий Сибирскими армиями генерал Иванов-Ринов, председатель областной думы Якушев и член Сибирского правительства Серебренников. Его «Добро пожаловать!» звучало как-то особенно радостно.
Все шло чудесно. Официальная сторона — безупречна.
А вот дальше — хуже. Еще за чаем в штабе чувствовался холодок. Квартирьеры наши почти ничего не нашли. Мне отвели два скверных номера. Авксентьеву — две небольшие комнаты на какой-то глухой окраинной улице.
Это был явный вызов. Решили остаться жить в вагонах.
Омск, вагон. 12 октября. Американский консул заявил мне: «Мы не прочь помочь советами и даже присылкой генерала».
Ответил ему прямо, по-солдатски: «Советов и генералов в России достаточно и своих».
Убежден, что со стороны представителя такой деловой нации можно было бы ожидать и более деловых заявлений.
Сегодня был Савинков. Он командируется во Францию для широкой информации за границей и поддержки там интересов правительства. Авксентьев и Зензинов очень довольны, так как Савинков представляет собой будирующий момент, а мы и без того как в котле.
Я подписал Савинкову чек на 300 тысяч франков.
Меня посетила жена бывшего военного министра Гришина-Алмазова. Привезла билет на благотворительный вечер. Дама весьма интересная, хорошо, видимо, знающая местную политическую жизнь и ее настроения.
Японцы ведут себя как завоеватели, а не как союзники.
Омск, салон-вагон, 14 октября. Среди многих посетителей был адмирал Колчак, только что прибывший с Дальнего Востока. По мнению Колчака, на Дальнем Востоке две коалиции: англо-французская — доброжелательная и японо-американская — враждебная. Притязания Японии весьма крупные, Япония не брезгует ничем. Экономическое завоевание Дальнего Востока идет полным ходом.
Колчак очень неодобрительно отзывается о деятельности атаманов Семенова и Калмыкова.
Цель своего приезда Колчак объяснил так: в скором времени перебраться на юг, к генералу Алексееву. Он крайне разочарован востоком. Трудно сказать, насколько он искренен.
Вечером заезжал на благотворительный концерт. Неприятное впечатление от офицера, который читал стихи «Молитва офицера» с подобострастным обращением к союзникам.
Вернувшись в штаб, беседовал с Колчаком по вопросу о назначении его военно-морским министром. Колчак с горечью спросил: «А где у вас в Омске море?»
Сегодня Авксентьев рассказывал мне, будто атаман Красильников, подбоченясь, стоял перед поездом Директории и нагло говорил: «Вот оно, воробьиное правительство, — дунешь и улетит!
Омск, салон-вагон, 18 октября. Утром прибыл Вологодский. Обещал приехать в правительство к двум часам, но потом позвонил Авксентьеву, что ему надо предварительно сходить в баню — явная отплата за наше отсутствие при встрече. Мне это даже понравилось, но Авксентьев очень взволновался и временами был близок к истерике.
Слушали прибывшего первый раз на заседание Директории Вологодского. Довольно невзрачен по внешнему виду, неярок и по содержанию. Просто сер. Сообщил факты, более или менее уже известные нам.
По сообщению Вологодского, японские представители присутствие их войск на станциях Сибирской железной дороги объясняют приказом микадо [17] «поддержать порядок в Сибири, охваченной большевистским движением». А американский корреспондент, наоборот, заявил ему, что общественное движение Америки удивляется — почему русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партий, как большевики, — в силу чего будто бы Вологодский должен был познакомить своего собеседника с ролью и поведением большевиков.
17
Микадо — титул императора Японии.
Вологодский очень много распространялся об обещаниях, будто бы данных ему французским представителем Реньо относительно займа Сибирскому правительству, который со 180–200 миллионов франков возрос до одного миллиарда.
Симпатии Вологодского на стороне Англии, Франции и Италии. В действиях Америки и Японии он видит корыстные цели.
Реальным результатом, достигнутым Вологодским, была ликвидация Сибирского временного правительства (Дербера — Лаврова), осевшего во Владивостоке [18] , и некоторый компромисс с Хорватом — «временным правителем» на Дальнем Востоке. С Хорватом приходится считаться!
18
Имеется в виду контрреволюционное (в основном) Сибирское временное правительство, созданное в январе (феврале) 1918 г. в Томске, с марта — в Харбине, в июне — во Владивостоке; реорганизовано во Временное правительство автономной Сибири. В октябре самораспустилось.
У него прочные связи и в политическом, и в экономическом мире, особенно среди японцев и китайцев.
Омск, 21 октября. Прибыл английский генерал Нокс. После встречи Нокс и Элиот приехали в штаб Сибирской армии, где я их приветствовал. В штаб явился и Авксентьев. С Ноксом приехал П. П. Родзянко, племянник председателя последней Государственной Думы, он на службе в английских войсках.
В 11.30 — парад, прошедший отлично. Чудесная погода. Объезжали с Ноксом верхами. Он и его спутники удивлялись результатам, какие были достигнуты всего за месяц обучения войск.