Звезда в хвосте Льва
Шрифт:
– Я вовсе не хотел ее обидеть! Просто сказал Даше, что принесенные вами пирожные она может есть безнаказанно. Потому что все равно не поправится. Вот… – он похлопал себя по объемному животу. – С этим уже ничего не поделаешь. Я таскаю на себе лишних килограммов двадцать! И все равно ем пирожные! А ей вообще не надо заморачиваться диетой! Я так и сказал! А она почему-то решила, что я критикую ее грудь!
– У худых женщин редко бывает большая грудь. Настя, к примеру, вставила импланты. Теперь этой же мыслью одержима и Даша.
– Зачем девчонке жизнь портишь? – накинулась на Журавушкина Василиса Петровна, ворвавшись в гостиную. – Хочешь, чтобы ее врачи-шарлатаны зарезали? Ей ведь только восемнадцать! Обезумела совсем! Рыдает у себя наверху!
– Но я… – заикнулся было Журавушкин.
– Ну, вы, Аркадий Валентинович опять выступили, так выступили! – укоризненно сказал Фима Раевич, входя в гостиную. – Кто вам сказал, что все мужчины любят большую грудь? Моя жена всю жизнь прожила с первым номером, и от поклонников у нее отбою не было. Сами знаете.
– Да я ничего такого не имел в виду! – возмутился Журавушкин. – Даша очень красивая девочка! Не надо ей никакой пластики!
– Оправдывайся теперь, – буркнула Василиса Петровна. – Господи, что ж за человек-то такой? Как приедет в дом – жди беды!
– Я приехал по делу: поговорить о заседании суда, которое состоится в понедельник. И на котором вы, Василиса Петровна, будете давать показания, – попытался выкрутиться он.
– Скажу все, что надо, – та бросила взгляд на Ромашова и приободрилась.
– Вот и готовьтесь.
– Нечего тут обсуждать, – отрезала Градова. – Я свое дело знаю.
«А тебе здесь больше делать нечего», – выразительно добавила она взглядом. И предупредила:
– Обед будет нескоро.
– Хотите чаю? – гостеприимно предложил Ромашов.
– Нет, я, пожалуй, пойду, – вздохнул Журавушкин и поднялся. – У вас тут семейная драма.
– Это вы верно подметили! – рассмеялся вдруг Фима Раевич. И потер руки: – Идет к развязке дело!
– Это вы о чем? – удивленно посмотрел на него Аркадий Валентинович. – И вроде бы это не Бодлер.
– Бодлер бы тоже нашел, что сказать по этому поводу, – сразу оживился Раевич. – К примеру: «За то, что красоту избрал своим кумиром, меня озолотит он с головы до ног…»
– Фима! – взвился Ромашов. – Прекрати немедленно!
– А что я такого сказал? – обиженно заморгал Раевич. – Правду.
– Я ведь тебя просил не цитировать Бодлера к месту и не к месту!
– Так сейчас-то к месту!
– Это тебе так кажется!
Журавушкин озадаченно смотрел на обоих мужчин. Что происходит? Невинная цитата сдернула Ромашова, будто бы выдали его самую сокровенную тайну!
– Я вас провожу, Аркадий Валентинович, – торопливо поднялся актер.
Когда они шли к воротам, где стояла машина Журавушкина, Андрей Георгиевич раздраженно сказал:
– Меня уже достал этот эзопов язык! Эти бесконечные намеки! И от кого? От человека, который сам постоянно лжет! Который вообще не понимает, что происходит! Он ведь безвылазно сидит в своей комнате!
– Но иногда Ефим Иванович ведь выходит оттуда? Не думаю, что он ест у себя наверху. Возможно, что Раевич случайно подслушал обрывок какого-то разговора.
– Как я говорю комплименты Даше? Я просто пытаюсь загладить вашу неловкость, Аркадий Валентинович!
– Я все понимаю, – виновато развел руками Журавушкин.
– А Фима черт знает, что подумал!
– Увидимся в понедельник. Как обычно за час до заседания, – хозяин уже открыл ворота, поэтому Журавушкин вынужден был попрощаться.
– Помните, о чем мы договорились, – сказал ему на прощанье Ромашов.
Когда за его машиной опустился полосатый шлагбаум, Журавушкин, у которого от голода засосало под ложечкой (пирожные не в счет), набрал номер жены.
– Галочка, что у нас на ужин? – заискивающе спросил он.
– Я в фитнес-клубе до позднего вечера! – предупредила Галина. – Сваришь себе сосиски или пельмени!
– Но ты же тоже будешь что-то кушать…
– Опомнись! Я худею! Я тебе привезу жиросжигающей минеральной воды с аскорбинкой. До вечера!
«Лучше бы я не совался в кинозал, – уныло подумал он. – Ну почему все женщины, попадающие в поле зрения Андрея Ромашова, тут же усиленно начинают худеть?…»
Понедельник был похож на всякий рабочий понедельник, не зависимо от того, зима на дворе, или лето. А тем паче, осень. Лица у всех были хмурые, присяжные зевали, прикрывая ладонями рты.
– Выша честь, господа присяжные заседатели, – попытался взбодрить их Журавушкин. – Нам настало время выслушать свидетелей защиты. Я приглашаю на свидетельскую трибуну Василису Петровну Градову.
Прокурор встрепенулся. Градова не шла, нет, катилась по залу, вся такая уютная и домашняя, словно колобок из русской печи, собрав старческое лицо в подобие улыбки. Чему улыбалась Василиса Петровна, было не понятно.
– Господин Журавушкин, задавайте свои вопросы, – осуждающе сказала судья, которой эта улыбка тоже не понравилась.
– О! На этот раз, ваша честь, вопросов у меня будет много! Ведь Василиса Петровна не просто свидетельница, она – непосредственный участник событий. Я хочу задать свой первый вопрос: свидетельница, в каких отношениях вы были с потерпевшей?
– С Настей-то? Дружили мы.
– Странная дружба, – пожал плечами Журавушкин. – У вас, насколько я помню, была огромная разница в возрасте! Она вам во внучки годилась!
– Мы вроде как были землячки, – улыбка сошла с лица Градовой.
– Она родилась за тысячу километров от того места, которое вы сами покинули десять лет назад!