Звезда Вавилона
Шрифт:
— Я узнала вас по фотографии в вашей книге египетских стихотворений о любви, — сказала женщина приятным голосом. — Ваше толкование символа ваджет очень правильное. Вы смогли понять дух древних египтян, другим переводчикам это не удавалось, — дама улыбнулась. — Я сама работаю в этой области, — она протянула руку в перчатке. — Милдред Стиллвотер.
Кэндис с удивлением посмотрела на нее. Она была одним из самых выдающихся экспертов по языкам народов Древнего Ближнего Востока.
— Доктор Стиллвотер! Эта такая честь. Я всегда пользуюсь вашими
Женщина улыбнулась.
— Мы пришли сюда, чтобы выразить соболезнования в связи со случившимся с Джоном. Если он очнется, то, пожалуйста, передайте ему, что я здесь и беспокоюсь за него.
— Уверена, что он оценит ваши молитвы.
Странный огонек появился в глазах Стиллвотер, когда она сказала:
— Мы не молимся, дорогая. Но Джон знает об этом. Он все поймет.
Тибодо тотчас появился рядом с Милдред, любезно улыбаясь.
— Не думаю, что нам стоит сейчас беспокоить доктора Армстронг… — Он отвел ее в сторону.
Среди собравшихся людей был и Ян Хоторн в серо-желтом трикотажном свитере из толстой пряжи, который подчеркивал его румяное лицо.
— Я уезжаю послезавтра, Кэндис. Обратно в Иорданию. — Он пожал плечами. — Конечно, так себе раскопки, но по крайней мере они мои.
Гленн перебил его:
— Доктор Армстронг, теперь мы можем войти.
Ян взял ее за руку.
— Послушайте, Кэндис. Я уеду через пару дней, если вам что-нибудь потребуется, или моя помощь… Очень жаль старика. — Он протянул ей визитку с многочисленными номерами его телефонов.
Поблагодарив его, она прошла за Гленном в отделение, где он показал жетон и стал допрашивать медперсонал. Ему сказали, что рыжеволосая женщина несколько раз приходила к его отцу, каждый раз подписываясь именем Кэндис Армстронг. Было ли им известно, о чем она разговаривала с его отцом? Нет. Пока Гленн занимался просмотром листов регистрации посетителей, Кэндис подошла к постели и взглянула на своего старого наставника.
Состояние профессора ухудшилось, его лицо было пепельно-серым. Она взяла его за руку. На ощупь та была холодной. Его профиль напомнил ей мумию Сета 1, величавого и благородного монарха. Внезапное усыхание его тела очень тревожило Кэндис. Он был таким сильным и энергичным всего несколько лет назад. Как старость могла проявиться так сильно?
Она хотела бы помолиться. Но Кэндис не была верующей; ее мать не исповедовала никакой религии, и они никогда не ходили в церковь. Кэндис думала обо всех священных текстах, которые профессор расшифровал и перевел за всю свою жизнь, передавая святые слова другим людям. Он никогда не обсуждал с ней вопросы религии в личной беседе, только в качестве аспекта, характеризующего древние цивилизации, которые изучал. «Какую молитву он хотел бы сейчас услышать от нее?» — размышляла она.
Только через несколько секунд она поняла, что он открыл глаза.
— Профессор? — тихо позвала она.
Его немигающий взгляд был устремлен в потолок.
Кэндис наклонилась поближе, встав прямо перед
— Профессор? — уже громче произнесла она.
Глаза шевельнулись. Затуманенные зрачки нашли лицо Кэндис и остановились на нем. Она ощутила движение в руке, которую крепко держала. Его грудь тяжело поднялась, когда он сделал вдох и шепотом произнес:
— Джебель Мара…
Его рот был скривлен на одну сторону, как после инсульта. Она придвинулась к нему.
— Что вы сказали?
Его губы и язык были сухими; челюсть, казалось, скрипела при движении.
— Джебель… — сказал он. — Мара…
— Что такое Джебель Мара?
На мгновение его взгляд прояснился, и он узнал ее.
— Кэндис, — прошептал он. — Звезда Вавилона…
— Да, профессор. Я ищу ее. Не переживайте. Я найду ее. Я верну ее вам.
Его лицо выражало тревогу и беспокойство. Она почувствовала, что он опять начинает волноваться, и это напугало ее. Может, ей следует позвать медсестру?
— Обещай, Кэндис. Джебель Мара…
— Обещаю, — сказала она, видя, как гаснет искра в его глазах, и ощущая, как слабеет его рука. — Я найду Звезду Вавилона. Теперь отдыхайте.
Когда она присоединилась к Гленну у комнаты медсестер, он объяснял персоналу, что ему не нравится, когда к его отцу пропускают кого попало. Он собирался оставить полицейского в приемном покое отделения интенсивной терапии для охраны, а в регистратуре теперь должны были проверять документы у всех, кто хотел повидать профессора Мастерса.
— Список короткий, — яростно сказал он. — Я и доктор Армстронг. Если кто-то еще попытается пройти к моему отцу, вы должны сразу доложить мне об этом, все понятно? Рыжеволосая, появись она здесь еще раз, должна быть задержана на месте.
Когда автоматические двери раскрылись, они увидели, что людей в коридоре стало еще больше и охрана больницы пытается уговорить их разойтись. Одна женщина громко возмущалась. Пожилая испанка с серебристо-черными косами и кожей цвета старой слоновой кости настаивала на том, чтобы ее пустили повидаться с сеньором Гленном. Она побежала к ним навстречу.
— Lo siento, — сказала она. — Мне так жаль.
Гленн положил ладонь на ее руку.
— Все в порядке, миссис Кироз, это не ваша вина. Несчастные случаи не редкость.
— Я была расстроена, когда звонила вам вчера вечером. Я не думала, понимаете, да? Мне следовало сказать вам. И потом пришел мой муж и отвез меня домой.
Гленн разговаривал с ней спокойно, терпеливо.
— Что сказать мне, миссис Кироз? — мягко спросил он.
— Сеньор Гленн, я хотела вам сказать, но я забыла. Ваш отец, он писал письмо, до того как упал. Я обнаружила его и спрятала. Я увидела ваше имя на нем. Там было написано «Дорогой Гленн», и я поняла, что оно особенное. Я думала, может быть, полицейские пришли и забрали его? Поэтому я спрятала его. Но, dios mio, я не могу вспомнить, куда я его положила!