Звезда Вавилона
Шрифт:
На губах Нелли появилась брезгливая усмешка:
– Чем она тебя привлекла, эта музыкантша?
– Я ее ненавижу, ненавижу!
– От ненависти до любви рукой подать, братец. Что в Раисе такого, чего нет в твоей жене?
Она спрашивала с искренним любопытством женщины, которая еще не была замужем.
– Как ты можешь сравнивать? Эмма следит за собой, она всегда подтянута, одета с иголочки. А отцовская пассия ходит по дому распустехой, волосы кое-как собраны в пучок, халат нараспашку, коленки сверкают… Я бы на
«Он или не отдает себе отчета в истинном положении вещей, или валяет передо мной дурака, – раздраженно думала Нелли. – Раиса соблазняет его, и он поддается. Чего доброго, он разведется с женой и… Нет, этого я не допущу!»
– Не хватало, чтобы вы с папой сцепились из-за мачехи… Вот конфуз будет!
– Хватит, Неля. Есть же предел цинизму!
– Зато мужская похоть безгранична, – вызверилась она. – Сначала отец, теперь ты… Для вас нет ничего святого, когда речь заходит о молодой плоти, о голых коленках, о доступных прелестях приезжих девиц. Они берут вас на живца.
– Остановись, сестра, – угрожающе сдвинул брови Леонтий. – Прекрати немедленно. Иначе я за себя не ручаюсь…
– И что ты сделаешь? Ударишь меня? Давай…
– Раиса добилась своего, спровоцировала скандал! Мы здесь ругаемся, а она там торжествует. Мы передеремся, и она приберет к рукам наше наследство. Отец оформит завещание на ее имя.
– Не о том говоришь!
– Наверное, я кажусь тебе меркантильным, но справедливости ради квартира, дача и все вещи, к которым прикасалась наша мама, которые помнят ее взгляд, ее тепло, должны остаться нашей собственностью.
– И поэтому ты взялся приставать к Раисе? Думаешь, она с тобой поделится?
– Ты нарочно меня дразнишь… – Леонтий выдохнул и откинулся на спинку стула. – Я раскусил твою тактику. Довести брата до белого каления, чтобы он пошел и свернул голову этой…
– Замолчи! – Нелли оглянулась, понизила голос. – Это же не стены, а картонные перегородки. Каждое наше слово слышно.
– Соседние кабинеты пусты. Чего ты испугалась? Мне, например, нечего скрывать! А тебе?
– Раиса пригрозила рассказать все сначала Эмме, а потом отцу, если ты не оставишь ее в покое.
Пунцовое от негодования лицо Леонтия дрогнуло, рот уехал куда-то в сторону, глаза выкатились из орбит, и вся его привлекательность исчезла.
– Что-о? Она не посмеет…
– Поделилась же она со мной своими проблемами… вернее, проблемой.
Это и в самом деле было убедительным аргументом. Раз мачеха рискнула признаться Неле, пожалуй, она может настучать отцу и наговорить всяких гадостей Эмме… С нее станется. Дрянь! Ишь как осмелела, видать, чувствует твердую почву под ногами. Отец попал к ней под каблук, он поверит этой лживой твари, а не родному сыну… Ревность глаза застит, и пиши пропало!
Мысль о позорном разоблачении была настолько невыносима, что Леонтий заскрипел зубами.
– Пробрало? –
– На Эмму мне плевать, но папа… его сердце не выдержит. Раиса только о том и мечтает. Молодая вдова с квартирой! Она пустит по ветру достояние нашей семьи, картины, мебель, библиотека – все пойдет с молотка!
– Забудь о ней, Леон.
– Я ее убью! Подкараулю в темном подъезде и прибью!
– Потише…
– Думаешь, я не способен? Я не трус, Неля… я… мой долг защищать доброе имя Ракитиных…
– Хорошо, хорошо. Обещай мне, что к отцу без меня – ни ногой! – строго сказала она. – Пусть Раиса не тешится иллюзиями, будто она хитрее всех. Ты обещаешь?
ГЛАВА 10
В тот вечер, когда Апрель, сам не свой, побежал куда-то через черный ход, Марина не сумела его догнать. Метель кидала снегом ей в лицо, слепила, ветер пронизывал насквозь, и через минуту девушка продрогла до костей.
Она вернулась в «Буфет», глотнула водки и работала, как заведенная, прогоняя страшные мысли. Где Апрель? Что с ним? Вдруг попал под машину или поскользнулся и сломал ногу, а то и голову разбил? Мог напиться, устроить дебош, попасть в милицию…
– Ты заболела, что ли? – заметила ее состояние Соня. – Температура? Дрожишь, зубы чечетку выбивают, кофточка вон мокрая…
– Я на улицу выходила…
– Ты же не куришь…
– Отстань, ради бога!
Соня обиженно отвернулась, принялась вытирать чашки – когда посетителей было много, посуды не хватало, и Соня бегала в подсобку мыть тарелки, стаканы и чайные приборы.
– Хорошо, что Митя купил еще посуды, – примирительно сказала Марина. – Нам будет легче обслуживать людей.
Соня промолчала, но складка на ее лбу разгладилась. Она не умела долго сердиться.
На следующий день Марина места себе не находила от беспокойства, ее так и подмывало позвонить Апрелю, узнать, все ли с ним в порядке. Вчерашняя беготня по улице без куртки сказалась к обеду: у Марины заложило нос, в горле першило, накатывала дурнота.
– Кого ты все выглядываешь? – не выдержала Соня. – Нет его еще! Задерживается.
Сестра опускала глаза, украдкой вытирая выступающую испарину.
Апрель появился в зале, когда концерт нескольких бардов из Питера подходил к концу. Сел с краю, заложил ногу на ногу и будто оцепенел.
– Явился, – прошептала Соня, наклонившись к уху сестры. – Не запылился. А ты уж извелась вся! Пойди, умойся, напудри носик.
Марина кинулась к сумочке, достала зеркальце, пудреницу, помаду. Взглянула на себя и застонала от досады – сама бледная, глаза красные, воспаленные, волосы прилипли к вискам. Ужас…
В «Буфете» Апрель снова заказал водки. Он как будто не замечал девушек: сидел за столиком, уставившись в угол, пил, не закусывая.