Звезда волхвов

Веста А.

Владыка не был романтиком, но все же и он верил в счастливые перемены и даже внезапное чудо, когда за седьмым днем недели наступит не новый понедельник (что есть лишь дурная бесконечность), а пробьет воистину новый восьмой день, и мир вступит в пору преображения.

— Так что схимник? — переспросил владыка.

— Старец ушел в затвор после бойни у Белого дома в девяносто третьем и с тех пор не покидает кельи.

— На его месте я поступил бы так же.

— Теперь отец Феодор просит найти молодой кедр!

— Всего-то… А дальше?

— Когда будет высажено последнее восьмое

дерево, можно будет прочесть некий знак или слово, а может быть и имя. Наш садовник уже выбрал деревце.

— Это Богованя-то? Странная личность. Таким в монастыре не место, а ты его опекаешь.

— Богованя — здесь уже без малого шестьдесят лет… столько же, сколько и отец Феодор.

— За столько лет постриг принять не удосужился. Ну да ладно… Чего ты хочешь? Угрожаешь ты мне, что ли, этим знаком? С чего это ты вздумал читать мне энциклики? — нахмурился владыка.

Будучи в гневе, он привычно переходил на «ты».

— Госпожа Плотникова…

— Плотникова? При чем тут она?

— …Она получила ваше благословение на вырубку части леса по склону холма, как раз там, где высажены кедры.

— Этот участок нужен для постройки второй очереди завода. Средства от продажи воды пойдут на восстановление епархии, на помощь сиротам и беднякам!

— Владыка, если исчезнет хотя бы одно дерево, то заповедный знак не будет прочитан. Нужно срочно остановить деятельность Плотниковой на землях монастыря.

— Я подумаю над этим, — пообещал владыка.

Тит принес большой электрический самовар и блюдо с золотистыми калачами.

— Надобно подкрепиться, и в путь! — скомандовал владыка.

Отец Нектарий осторожно снял со стола Сион, намереваясь унести его в покои. Внутри серебряной шкатулки предательски звякнул металл.

— Вот как, мы еще не все достали? — Владыка вынул из ковчега большой кованый ключ. — Что это такое?

— Это ключ… От решетки в подвале, — обреченно прошептал отец Нектарий.

— Пусть пока хранится у меня. — Владыка посмотрел на часы. — Первый час ночи. Пора, батюшка, пора…

Поздней ночью владыка и настоятель в сопровождении Тита спустились в подземелье. Звук шагов многократно дробился под сводами подвала, и даже скрип песчинок под подошвами обрастал зычным эхом.

— У католиков есть храмы, где эхо играет по двенадцать раз, — заметил владыка.

— Похоже, к этим подвалам когда-то приложило руку братство каменотесов, — добавил отец Нектарий. — Работая в монастырском подземелье, мастер Брандт мог вызнать и тайну монастыря. Хорошо, если он был только лютеранином, а не масоном.

Тит светил мощным фонарем, и святые отцы быстро миновали коридоры, где уже были днем, и вскоре вышли к подземному кладбищу.

Тит отодвинул заслонку: ниша склепа была пуста.

Владыка Валерий пошатнулся. В ушах, не умолкая, бил колокол, в висках шумел кровяной прибой. Не веря своим глазам, владыка фонарем обшарил склеп и подземелье. Встав на четвереньки, Тит по-собачьи обнюхал пол и поднял светлую каплю с обрывком цепочки — серебряный амулет: рогатый ромбик о восьми концах. Этот же знак «рыбы» был нацарапан на стене рядом с решеткой.

Глава 11

«Рашен экзотик»

Плоть человека — свиток, на котором

Отмечены все даты бытия.

М. Волошин

Едва сознание вернулось, Севергин оперся о стену и неловко сел. Ощупал голову: на пальцах осталось теплое, липкое. Удар пришелся вскользь по затылку и немного рассадил кожу. В висках гудело и потрескивало, как при легкой контузии. Подсвеченный циферблат часов показывал пятый час. Робкий свет сочился сквозь жерло лаза, оттуда веял свежий ветерок, и это настойчивое прохладное дуновение в конце концов и вернуло его к жизни. Кто нанес ему удар: случайный камень, вывалившийся из сгнившей крепи, или тот, кого он выслеживал в катакомбах? Кто оттащил его по штольне к выходу, до которого он бы нескоро добрался? Даже фонарик, выпавший из его рук в момент удара, теперь был аккуратно пристегнут к поясу. Потирая отбитый бок, Егор двинулся к выходу из пещер. С холма спустился к Забыти, умылся и привел себя в порядок.

Ранним утром он был в Сосенцах. Из вестибюля гостиницы позвонил Квиту.

— Борис, у меня ЧП на участке. Надо срочно встретиться.

— Докладывайте, лейтенант, — позевывая, отозвался Квит, — только покороче…

— Докладываю: прошлой ночью у киношников пропала молодая актриса. Я прошел по ее следам, пока в забор «Родника» не уперся. Охранники меня без предписания с частной территории вытурили, но я ночью туда вернулся и нашел лаз в пещеры. По всей видимости, девушка туда спускалась. Я полночи там пробродил и даже пытался преследовать какого-то «спелеолога», пока не получил камнем по башке, однако неизвестной силой был перенесен к выходу, — отрапортовал Севергин.

Квит долго молчал, видимо заново обретая себя на этой земле.

— Сутки — это еще не пропала. А нет тела — нет и дела. Может быть, она на экскурсии в пещерах?

— Хотелось бы верить, но в пещерах под монастырем кого-то отпевали этой ночью. Слушай, Борис, по-моему, это твое дело! Все, что связано с монастырем, теперь касается и Плотниковой, ты ведь ее разрабатываешь, если я тебя правильно понял?

— Ты понял меня правильно, но после вчерашнего мне хочется все это послать знаешь куда?

Похоже, Квит всю ночь снимал стресс после «операции на трассе».

— Ну ладно, жду тебя в баре, рядом с «Северяночкой», — наконец-то сдался Квит.

Гостиница «Северяночка» и ресторан при ней парадным крыльцом выходили на главную площадь.

Главная площадь любого города — это всегда поэма, изваянная в расчете на долговечность. Жители Сосенец не меняли любимых имен в угоду сиюминутным политическим предпочтениям. На главной площади, подняв к небу побеленную птицами длань, вековечно стоял бронзовый Ильич. Стратегический металл нагревался за долгий летний день, и поутру обильный холодный пот выдавал сакральную жизнь главного менгира. Неунывающий вождь и не собирался умирать, невзирая на все диагнозы, поставленные коммунизму.