Звездная история Илари Инайс. Часть 1
Шрифт:
Она не должна испытывать никаких эмоций. От эмоций ладони мокнут, сердце скачет, а еще у нее меняется взгляд, и на это обращают внимание люди.
Людей надо сторониться. Всегда. Илари это поняла в первые месяцы пребывания на станции.
Положила влажное полотенце на скамейку.
– Да разное. – Не поднимая головы, она начала застегивать комбинезон. Закончив, Илари чуть сдвинула Герду Сторис и все так же, не встречаясь с ней взглядом, щелчком закрыла дверку шкафчика. Браслет на запястье чуть пискнул. Она подхватила свою сумку и попробовала уйти.
– Постой! Ну,
– Нет, но к чему такой интерес? – Биомашина подняла глаза и первый раз за это утро посмотрела на кого-то в упор, а не блуждая взглядом.
– Э! Не надо! – выставила руку Герда, отворачиваясь. – Не смотри на меня так!
Илари отвернулась и попробовала все же попробовала уйти.
Герда бросилась к двери и, подойдя, закрыла ее спиной, а потом, не глядя в глаза Илари, продолжила:
– Нет! Ну, ты же в курсе! Нам всем память подтирают. Мне вот снится только ремонтный отсек, да еще вводные листы на работы. Еще Эдвард Берданс снится без штанов…
– Мне не снится Эдвард Берданс, Герда! – Илари выставила руку и уперлась ладонью в стену. Затем склонила голову и проговорила, не глядя на Герду:
– Я – машина. У меня все сновидения – программа. Открой дверь.
Герда отодвинулась чуть в сторону и мрачно прошептала:
– Не может биороботу ничего не сниться.
Освободив проход, Герда встала у двери, сложив руки на груди. Стоило Илари выйти в общий коридор, как она бросила ей в спину:
– Ты и почувствовать ничего не в состоянии! Убогая холодная машина с мозгами робота и биотелом шлюхи.
Есть не хотелось, но она заставила себя проглотить чуть теплый кусок варева, которое здесь звалось питанием для биотел. Следом запихнула в рот бутерброд с растопленным и также чуть теплым, застывшим, как резина, ядовито-желтым сыром на полоске псевдохлеба и запила все это утреннее безобразие стаканом дистиллированной воды с растворенной в ней таблеткой комбинации витаминов и минералов. Самое главное – этот стакан воды, даже не витамины. Ради него Илари и шла на завтрак, потом на обед, а потом на ужин.
Она часто страдала из-за нехватки воды, но достать ее, кроме как во время трапезы, было негде. Пить воду, которой она мылась, было противно. Попробовав несколько раз, она вызвала лишь рвоту, и как следствие – потерю все той же, такой важной для организма жидкости. Она чуть не отправилась в медблок. Обезвоживание грозило тем, что ее браслет среагирует и подаст хозяевам ремонтного ангара сигнал, что одна из условно живых особей неисправна. Попасть в медблок Илари боялась больше всего. Там чувствительное оборудование, там квалифицированный персонал. Медблок располагался на верхних уровнях орбитальной станции, на которых проживали хозяева. Встречи с хозяевами Илари опасалась больше всего, а все потому, что она была неправильной машиной. Она чувствовала, вот даже испытывала что-то сродни страху – быть запертой в медблоке, а там наверняка кто-то умный захочет ее осмотреть более внимательно или разобрать.
Странные переживания. Ей должно быть все равно, что с ней происходит.
Хозяева иногда спускались в ремонтную зону, но не часто. Обычно они прилетали в условно ночную смену, оставляли свой поломанный звездолет и возвращались к нему лишь в момент сдачи при оформлении гарантии. Илари при этом ни разу не присутствовала.
Войдя в главный зал, Илари Инайс подошла к своему рабочему месту, бросила под ноги сумку и взяла в руки предназначенный для нее обходной лист. Планшет темно-синего полироля тускло высвечивал ее имя. Тронув подушечкой указательного пальца экран, она удалила с поверхности свое имя, и тут же на запястье пропиликал браслет. Нового укола не последовало. Илари даже не посмотрела на циферблат. Она отлично чувствовала время, если бодрствовала. Спроси ее сейчас, сколько времени, и она бы без задержки выдала: 4-45.
Ее рабочая смена начиналась в 5-00.
Единственным периодом, когда она не ориентировалась во времени, было время сна. Мозг переходил в состояние, близкое к покою, но какая-то его часть, ответственная за память, продолжала работать, как у живого человека, и Илари снились сны. А еще Илари очень беспокоило собственное сознание. А разве у машины оно может быть таким, как у нее – активным, характерным, слишком ярко реагирующим на все вокруг?
Она остро чувствовала чужие эмоции, что уж говорить о своих!
С каждым прожитым на орбитальной станции условным днем, она ощущала окружающее пространство все ярче и четче. Она однажды так перегорит, как самая банальная лампочка накаливания – древнее изобретение, не утратившее своей актуальности в мире сверх технологий и космических скоростей, эти лампочки были повсюду… А всё память! Ненормальный, совершенно бесполезный при ее технических характеристиках потенциал! К чему ей сновидения и воспоминания?! Ни первое, ни второе она не могла никак привязать к реалиям бытия.
Собственные мысли не мешали работать, не отвлекали от технического задания голову, руки четко выполняли все команды, отдаваемые головой. В голове – мозг, усовершенствованный, с внедренными под кору головного мозга чипами.
Ковыряясь в горелых проводах, Илари размышляла над сутью бытия. Окружающие люди смотрят на нее не как на машину, и это беспокоило сознание.
И кому понадобилось создавать такой вариант?!
Стандартные сутки на Лиме длились двадцать восемь часов. Орбитальная станция находилась на второй орбите, и суточный оборот длился здесь дольше – тридцать два часа.
Не видя яркого света звезды из-за защитного поля, спасающего от излучения и космического холода, люди на станции десятилетиями проживали в замкнутом пространстве. Связь с остальным миром только через прилетающие звездолеты. У некоторых был доступ к дорогим коммуникаторам космической связи, но из-за дальности расстояний, сигнал шел многие месяцы. Часто информация запаздывала основательно. Люди давно привыкли к таким моментам. Их станция – самая дальняя точка космического орбитального ремонта. Дальше этого сектора космоса человечество еще не построило баз.