Звездная карта

Первая моя книга вышла шестьдесят лет назад, в 1962 году, и называлась она «Первое впечатление». Судьба подарила мне долгую жизнь – и нет ничего удивительного в том, что книга, которую сейчас читатель держит в руках, – двадцать вторая по счету! Удивительно другое: оказывается, и в восемьдесят с лишним лет можно писать стихи, если ты предан им всей душой, если ты любишь поэзию и понимаешь, что, несмотря на все горести и тяготы, беды и печали, жизнь поэтична, потому что в ней есть и любовь, и дружба, и книги, и музыка, и живопись, и сады, и любимый город, и поля с перелесками, и море… всего не перечислишь. И жизнь изо дня в день подсказывает тебе новый лирический сюжет: далеко за ним ходить

не надо, он у тебя под рукой – это всё, что я сейчас перечислил и поставил многоточие, потому что перечень неисчерпаем. Но сделаю уточнение к сказанному. Нет, очень часто новый сюжет лежит вовсе не рядом, а приходит издалека, из прошлых веков, из дальних поездок, из собственных воспоминаний… Опять ставлю многоточие, потому что и здесь перечень нескончаем. Иногда кажется, что Россия охладела к стихам, что их заменили ей спорт, техника, эстрада. Но это неверно. На охлаждение публики к поэзии жаловались и Пушкин («Круг поэтов делается все теснее – скоро мы будем принуждены, по недостатку слушателей, читать стихи друг другу на ухо. – И то хорошо». – В письме к П. Вяземскому), и Боратынский, Тютчев, Фет, Некрасов и другие, но русская жизнь непредставима без них, так же как без Блока, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама… Надеюсь, что и сегодняшняя поэзия будет нужна и любима.

Пользуясь случаем, хочу принести свою благодарность издательству «Время», которое выпустило уже не одну мою книгу, в том числе «Земное притяжение» (2015), «Над обрывом» (2018), «Осенний театр» (2020).

АвторПоэт, доволен будь: никто тебя не тронет,Пиши что хочешь, век в России двадцать первыйК стихам не припадет, не станет на ладониИх взвешивать, они, как заросли люцерныИ клевера, цветут – и ладно, у дороги,А мы пройдем, на них не обратив вниманья.Природе все нужны – и мы не будем строгиК поэтам: говорят, что в этом их призванье.А ты хотел бы стрел, хотел бы молний пылких,Ломающих дубы, тебе беда и драмаНужны, и пуля в лоб, и что-то вроде ссылки,Ты Пушкина судьбу избрал бы, Мандельштама,Опомнись, не себя – побереги РоссиюИ пожалей ее, и прояви смиренье.И травы хороши, и заросли лесные,И кто-нибудь прочтет твое стихотворенье. Звезды смотрят на нас, как они смотрели,На Катулла, Шекспира и Ариосто.Смотрят так, словно мы им не надоели,То есть очень внимательно и серьезно,Смотрят, словно услышать хотят другие,Угадать бы какие, стихотворенья,И сказать мне им хочется: «Дорогие,Наберитесь терпения и смиренья».Будут, будут стихи, мы уже их пишем,Будет живопись, музыка будет тоже.Голубь тот же сидит на покатой крыше,Дуб клубится, на ваши дубы похожий,Потерпите, отчаиваться не надо,Перемены огромны и неизбежны,Но душа неизменна и блеску радаЗвезд: вы заняты делом и мы прилежны. А все-таки Данте не в рай поместилГомера, Сократа, Платона, а в первыйКруг ада, где свет им не то что не мил,Но действует все-таки, тусклый, на нервы.И там же Овидий, Катон, Гераклит,Гораций и Цезарь, как это ни странно,За то, что был храбр и коварно убит,Тепло в первом круге, но мглисто, туманно.И вдруг я подумал, что, скукой томим,Скорее всего, из цветущего раяНаш Пушкин просил отпустить его к ним,Блаженству их общество предпочитая. Можно ли требовать смысла от чуда?Жизнь – это чудо, и смысла в ней нет.Нет у ноктюрна его, у этюда,Нет у созвездий его и комет.Нет у философа, нет у поэта,Нет у жасмина, а если б он был,Так ли уж важно тебе было б это –Меньше б терзался и больше любил?Слух – это чудо, тем более – зренье,Как вообще появилось оно?Вот тебе лучшее стихотвореньеС Зимним дворцом и Невой заодно.В мире, где край небосвода так розов,Сколько замученных, сколько слепых!Не задавай безнадежных вопросов,Ни у кого нет ответа на них. Что бы Тютчев сказал, увидав на столеУ меня свою книгу? При жизни ему,Может быть, что-то смутно такое во мглеПредставлялось, но чаще он видел лишь тьмуИ считал, что стихи его здесь, на земле,Не нужны и на небе, нигде, никому.Сколько нужд у людей неотложных и дел,Вообще непонятно, зачем мы живем.Он и книги свои издавать не хотел.Иногда я мечтаю о мире ином,Где бы Тютчева я, может быть, разглядел.Как бы он удивился, что помнят о нем! Как живопись порой берет скульптуруВ свои объятья, мрамор или гипс,Изобразить стремясь его фактуру,Объем и облик, – здравствуй, Дионис,Молочно-белый, вылепленный краской, –Так стиховая певчая строкаВ объятьях прозы, тронутая лаской,

Конец ознакомительного фрагмента.