Звездная карусель
Шрифт:
Чтобы перекрыть грохот печатного станка, мне пришлось кричать:
— Слушай, Джордж… Я насчет линотипа… — Мне как-то не хотелось орать на весь свет о том, что звучит глупо, и я пошел на компромисс. — Ты его исправил? — спросил я.
Он покачал головой и выключил станок.
— Порядок, — сказал он. — Теперь остается только сложить.
— Да черт с ними, с твоими газетами, — сказал я. — Мне хотелось бы знать, как ты вообще умудрился сегодня все это допечатать. Ведь я был здесь вчера, и у тебя была готова
Он ухмыльнулся.
— Очень просто, — сказал он. — Можешь попробовать сам. Пьяный ты или трезвый — все, что от тебя требуется, это сесть за машину, положить рукопись на пюпитр, побарабанить по клавишам наугад, и набор готов. Да, со всеми ошибками… но теперь я буду исправлять ошибки в рукописях перед работой. Вчера-то я был слишком на взводе, и машина набрала рукописи в их первозданном виде. Уолтер, эта машина начинает мне нравиться. Впервые в этом году я закончил печатать газету вовремя.
— Ага, — сказал я. — Но…
— Что — но?
— Но… — Меня так и подмывало сказать, что я до сих пор не верю всему этому, только вот язык не поворачивался. Что ни говори, а вчера, когда я возился с этой машиной, я был трезв как стеклышко.
Я подошел к ней поближе и снова оглядел ее. На вид это был самый обыкновенный одномагазинный линотип. Я знал его наизусть до последнего винтика.
— Джордж, — произнес я неуверенно. — У меня такое ощущение, будто эта проклятая штука глядит на меня. У тебя нет такого ощущения?
Он кивнул. Я повернулся и снова посмотрел на машину. На этот раз сомнений не было. Я закрыл глаза — странное ощущение усилилось. Знаете, как иногда чувствуешь на себе чей-то взгляд? Так вот, здесь это было еще сильнее. Я бы не сказал, что взгляд был враждебный. Нет, скорее, просто какой-то безличный, равнодушный. И напугал он меня до дрожи.
— Джордж, — сказал я, — давай-ка пойдем отсюда.
— Зачем?
— Я… Джордж, мне надо с тобой поговорить. А говорить здесь как-то не хочется.
Он взглянул на меня, потом на кипу газет, которые складывал вручную.
— Ты не бойся, Уолтер, — сказал он спокойно. — Она не обидит. Она нам не враг.
— Да ты… — Я хотел сказать «с ума сошел», но ведь если сошел с ума он, то сошел с ума и я сам, а потому я замолчал. Я подумал с минуту и сказал: — Джордж, вчера ты мне начал рассказывать о письме от… от ЧСШ. Что в нем было?
— Ах, вот ты о чем! Слушай, Уолтер, сперва ты должен дать мне обещание. Обещай, что сохранишь все в строжайшей тайне. То есть ни единой живой душе…
— Ни единой живой душе, — отозвался я. — Я не желаю попасть в сумасшедший дом. Не такой я дурак. Неужели ты полагаешь, что мне бы поверили? Я бы и сам не поверил, если бы не… Так что там насчет письма?
— Но ты обещаешь?
— Разумеется.
— Ладно, — сказал он. — Кажется, я тебе уже говорил, что письмо было какое-то смутное, а помню его я еще более смутно. Там говорилось, что он воспользовался моим линотипом для того, чтобы набрать… э… метафизическую формулу. Набрать, значит, эту формулу и увезти с собой.
— Куда увезти, Джордж?
— Куда? Он написал… То есть, он не написал — куда. Просто туда, куда он возвращается, понимаешь? Но он написал, что формула эта могла как-то воздействовать на машину, и если так и случилось, то ему очень жаль, но он не в силах что-нибудь изменить. Ничего определенного ему еще не было известно, потому что это воздействие проявляется не сразу.
— Какое еще воздействие?
— Понимаешь, — сказал Джордж, — для меня это был набор пышных фраз, да к тому же еще и заумных. — Он смотрел вниз, на газеты, которые продолжал складывать. — Честно говоря, все это показалось мне бредятиной, и письмо я выбросил. Но теперь после того, как это случилось… Например, я запомнил слово «псевдожизнь». По-моему, это была инструкция, как наделять псевдожизнью неодушевленные предметы. Он сказал, что они применяют ее на своих… на своих роботах.
— Они? Кто они?
— Он не написал.
Я набил трубку и в задумчивости стал ее раскуривать.
— Джордж, — произнес я через некоторое время. — Разломай-ка ты ее ко всем чертям.
Ронсон уставился на меня, широко раскрыв глаза.
— Разломать? Уолтер, ты с ума сошел! Убить курицу, которая несет золотые яйца? Да ведь эта штука — целое состояние! Ты знаешь, сколько времени я набирал этот выпуск — и это еще навеселе! Всего около часа! Вот потому-то я успел сегодня вовремя отпечатать выпуск…
Я посмотрел на него с подозрением.
— Брось, — сказал я. — Одушевленный он там или неодушевленный, а только линотип устроен так, что на нем можно дать лишь шесть строк в минуту. И не больше, если ты в нем чего-нибудь не переделал. Ну, может быть, десять строк, если подтянуть валик. Ты хочешь сказать, что подтянул валик?
— Ничего я не подтягивал, — ответил Джордж. — Эта штука сама работает с такой быстротой, что не успеваешь поворачиваться! И взгляни на форму, Уолтер, на литейную форму. На ту, что в рабочей позиции.
Я неохотно приблизился к линотипу. Спокойно жужжал мотор, и я вновь готов был поклясться, что проклятая штука меня разглядывает. Но я взял и себя, и рычаги крепко в руки, откинул крышку и взглянул на формодержатель. Мне сразу стало понятно, что имел в виду Джордж: литейная форма была ярко-голубого цвета. Это была не голубизна пистолетного ствола, но ажурная синь, какую я никогда не видел у металлов. И остальные три формы тоже наливались этим же цветом.
Я захлопнул крышку и посмотрел на Джорджа. Он сказал: