Звездная карусель
Шрифт:
Чтобы загладить эту выходку, он дал ей на чай больше, чем позволяли его средства, и вышел из закусочной.
Именитый физик явно знал о происходящем меньше, чем человек с улицы. Человек с улицы знал хотя бы, что звезды либо движутся, либо нет. Профессор Хейл не знал, по-видимому, и этого. Спрятавшись за дымовую завесу звучных определений, он намекнул, что звезды одновременна и движутся, и не движутся.
Роджер задрал голову, но в небе, озаренном разноцветными огнями реклам, слабо светились лишь две-три звезды. Еще рано, решил он.
Роджер завернул в бар, но не допил даже первой рюмки, так
Роджер шел и шел, пока не увидел ослепительные огни синерамы. Он купил билет и добрался до своего места в тот момент, когда на экране замелькали заключительные кадры сладенького финала первой из полнометражных картин программы. Несколько рекламных мультфильмов он пропустил, так сказать, мимо глаз, хотя взгляд его и был устремлен на экран.
— А теперь, — прозвучал голос диктора, — мы предлагаем вашему вниманию вид ночного неба над Лондоном в три часа утра.
Экран усеяли сотни крохотных пятнышек. Это были звезды. Роджер наклонился вперед, чтобы ничего не упустить — наконец-то вместо всяческой словесной шелухи он увидят и услышит нечто стоящее.
— Стрелка, — произнес голос за кадром, когда на экране возникла стрелка, — указывает на Полярную звезду, которая в настоящее время сместилась на десять градусов в направлении к Большой Медведице. Сама же Большая Медведица утратила форму ковша, однако сейчас стрелка укажет звезды, из которых он прежде слагался.
Роджер, затаив дыхание, следил за стрелкой и слушал голос.
— Алькаид и Дубге, — произнес голос. — Неизменные звезды утратили неизменность, но... — на экране внезапно вспыхнуло изображение ультрасовременной кухни — плиты с маркой «Две звезды» неизменно сохраняют все свои превосходные качества. Блюда, изготовленные аупервибрационным методом, вкусны по-прежнему. Плиты с маркой «Две звезды» не знают себе равных.
Роджер Пфлюггер неторопливо поднялся и зашагал по проходу к экрану, доставая из кармана перочинный нож. Прыжок — и он оказался на невысокой эстраде. Экран он резал без всякого неистовства. Его удары были точны и рассчитаны так, чтобы причинять как можно больше повреждений при минимальной затрате усилий.
К тому времени, когда трое рослых капельдинеров заключили его в крепкие объятия, экран был изуродован весьма основательно. Роджер не сопротивлялся. Когда капельдинеры сдали его полицейскому, он также не оказал ни малейшего сопротивления. Час спустя в полицейском суде он невозмутимо выслушал предъявленные ему обвинения.
— Признаете вы себя виновным или нет? — спросил судья.
— Ваша честь, это же чисто гносеологический вопрос, — ответил Роджер чистосердечно. — Неизменные звезды двинутся, но лучшие в мире воздушные хлебцы фирмы Корни все еще определяют псевдопозицию дитриховского целого числа квантов, деленную на седьмую степень коэффициента искривления!
Десять минут спустя он уже сладко спал. Правда, в камере, но очень сладко. Полицейские
Среди других мелких трагедий этой ночи можно поведать о судьбе шхуны «Рансагансетт», пробиравшейся вдоль берегов Калифорнии. Собственно говоря, не очень-то близко от этих берегов. Внезапный шторм унес ее далеко в открытое море. А как далеко, ее шкипер мог только догадываться.
«Рансагансетт», американская шхуна с немецкой командой и венесуэльским портом приписки, занималась контрабандной доставкой спиртных напитков из Энсенады (Нижняя Калифорния) в Канаду. Это была ветхая четырех-моторная посудина с весьма ненадежным компасом и древним радиоприемником 1955 года, который во время шторма раскапризничался так, что Гросс, старший помощник, ничего не мог с ним поделать.
Однако к этому времени от хмурых туч осталась лишь легкая дымка, а затихающий ветер быстро разогнал и ее. Ганс Гросс стоял в ожидании на палубе, держа в руке древнюю астролябию. Его окружал непроницаемый мрак, потому что «Рансагансетт», чтобы не привлекать внимания береговой охраны, шла без огней.
— Проясняется, мистер Гросс? — донесся снизу голос капитана.
— Та, сэр. Пыстро проясняется.
В каюте капитан Рэндолл снова начал сдавать карты второму помощнику и судовому механику. Команда шхуны (пожилой немец с деревянной ногой, носивший фамилию Вайс) мирно спала на крамболе лагуна ["на крамболе" означает «справа или слева по носу»; лагун — бак с питьевой водой] — что это значит, объяснить не берусь.
Прошло полчаса. Потом еще час. Капитан проигрывал Хальмштадту, механику, все больше.
— Мистер Гросс! — крикнул он.
Ответа не последовало. Он крикнул еще раз, но с тем же результатом.
— Айн момент, счастливчики, — сказал он и поднялся по трапу на палубу.
На палубе, задрав голову и широко разинув рот, стоял Гросс. Небо было совсем чистым.
— Мистер Гросс! — крикнул капитан Рэндолл.
Второй помощник не отозвался. Капитан вдруг заметил, что Гросс медленно вращается вокруг своей оси.
— Ганс! — сказал капитан Рэндолл. — Что на тебя накатило?
И тоже посмотрел вверх.
На первый взгляд, небо казалось обычным. Ангелы там не летали и патрульные самолеты тоже. Ковш... Капитан Рэндолл медленно повернулся вокруг своей оси, хотя и быстрее, чем Ганс Гросс. Куда девалась Большая Медведица?
Да и все прочее тоже. Он не видел ни одного знакомого созвездия. Ни треугольника Лиры, ни пояса Ориона, ни рогов Овна.
Хуже того... Что это еще за многоугольник из восьми ярких звезд? Явное созвездие, но он никогда его не видел, хотя огибал и мыс Горн, и мыс Доброй Надежды. А что, если... Да нет же! Южного-то Креста нигде не видно!
Пошатываясь, как пьяный, капитан Рэндолл подошел к трапу.
— Мистер Вайскопф! — позвал он. — Мистер Хельмштадт! Поднимитесь на палубу!
Они поднялись и посмотрели. Некоторое время все хранили молчание.
— Выключите моторы, мистер Хельмштадт, — сказал капитан. Хельмштадт отдал честь — чего раньше никогда не делал — и спустился в машинное отделение.
— Распутить Вакса, капитан? — спросил Вайскопф.
— Зачем?
— Не снаю.
Капитан поразмыслил.
— Разбудите его, — сказал он.