Звездная каторга: Ария Гильденстерна

Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич

Кая исправят? На то у врагов и вся надежда, и весь изуверский расчёт. Дескать, изменившийся Кай и зла не вспомнит, и мстить не станет, а будет рад скромным подачкам с тех аляповато инкрустированных столов, на которых у них скопится всё.

Но расчёт ошибочен. Толстозадый мирок не учёл тех особенностей, которые знает за собой Кай: он упрям, злопамятен, его ум изворотлив. Хотя... изворотливый ум быстро напомнил Каю о других качествах, которых он за собой ещё не знает: иди догадайся, как он проявится там, в испытующих на прочность условиях горнорудной колонии? Не сыграет ли против себя самого, подтверждая действенность

исправительных мер?

4

Из служебных апартаментов наставника Фенбонга Кай вышел не сам по себе, а с роботизированным эскортом. Две маленькие машинки, мигая весёлыми огоньками, бежали у его ног, третья, чуть побольше, семенила сзади. Четвёртая, самая мелкая, вилась над головой, подражая назойливому насекомому. Но нет, не насекомому — глазу. Движения робота представляли собой реакции на мимику Кая.

Не требовались глубокие знания по роботехнике, чтобы уверенно заключить: его трёхмерное изображение куда-то синхронно передаётся. Зачем? Ну, верно затем, чтобы от Эр-Мангали Каю не увильнуть. И вдалеке есть специальные люди, ответственные за это.

Что до пристального внимания к мимической мускулатуре, — Кай невольно усмехнулся, чем вызвал тревожный бросок машинки в сторону, — то и оно понятно. Через мимику соглядатаи стараются проникнуть в мысли. Да только зря стараются. В мысли — определённо, зря! — тут поднадзорный вдруг смачно расхохотался, отчего летучий глаз панически метнулся ввысь и неловко приложился о старинную потолочную балку.

Приятно вспомнить, что какие-то из твоих действий извне недоступны. Те, что и составляют главный арсенал учёного-ксеноисторика: это мысли. Да, мысли, образы, переживания — но не поспешные физические действия, которые столь просто зафиксировать следящим роботам-конвоирам. Мысли — неуловимы и опасны. Ибо Кай обязательно поведёт против толстозадых революционеров личную войну. Как они узнают, что именно ему удастся придумать им на погибель? Похоже, никак. А ему удастся!

Конечно, отдельную трудность составит переход от мыслей к делу. Кай не больно-то практичен, приходится признать. Но! Реализация планов придётся на отдалённый период, когда соглядатаи утомятся следить.

А сейчас, пока наблюдатели в пике хорошей формы — яростные подрывные идеи могут быть надёжно спрятаны. Их не проследят, чтобы предотвратить, и не задокументируют ради наказания. Правда, чтобы наказать, знать истинный умысел не так уж и обязательно — Каю его легко придумают. Попробуй потом опровергни, что ты нечто такое хладнокровно планировал...

Но ведь и определить с точностью, что ты всерьёз задумал отомстить — без истинного чтения мыслей — ха, поди попробуй! Так и не догадаются, на кого первым возводить напраслину.

Что же могут предпринять враги, не способные к контролю твоих мыслей? Лучший способ — занять твоё время, чтобы измышлять подрывные планы сделалось некогда. Чем же надёжнее занять твоё время, как не заботой о выживании в мало подходящем для жизни месте. В людном месте. В занятом примитивным трудом.

Наверное, именно затем Каю и предписана ссылка на Эр-Мангали: попросту отвлечь.

Тупо, но эффективно.

5

Машинки не оставляли Кая до самого вечера. Пришлось признать, что отвлекаться от их присутствия — та ещё задача. К тому же, весь день от него шарахались прохожие. Увидят человека под наблюдением — и спешат прочь. Ибо крысы.

Впрочем,

мало-мальски знакомые Каю люди сторонились его давно — с того самого запоздалого призыва к сопротивлению толстозадым — эх, ну надо же было две недели проторчать в библиотеке над свитками центавроидов, а по выходе настолько не разобраться в сложившейся конъюнктуре!

А вот машинки лихо прокладывали путь и среди густой толпы незнакомцев перед эстрадой на площади Космонавтов.

— Эй, кто это такой? — звучали за спиной голоса. — Мы его зачем пропускаем?

— А затем, что этот тип — государственный преступник под надзором. К такому только дотронься — киберконвой примет за сообщников. Типа хотим отбить.

— И что?

— Да из бластера раскромсает. И его, и нас!

— Ну, его-то — понятно. Но нас за что?

— Думаешь, эти машины станут разбираться? Пальнут, и все дела.

— Так то если заряжены...

Что за дурацкий диалог! Это откуда ещё пальнут? Кай здорово рассердился на бесцеремонных спорщиков, но теперь и он сам отчётливо разглядел раструбы мини-бластеров прямо под объективами бегущих впереди машинок слежения. Догнать хоть бы одну из них и наподдать с ноги захотелось ещё сильнее, чем сразу перед фенбонговой дверью, но бластеры — штука серьёзная. Проверять, заряжены ли, — так себе идея.

В общем, с непривычки никак не удавалось расслабиться под надзором да прицелом боевых механизмов. А ведь собирался побродить по Юрбургу, попрощаться перед высылкой со здешними уютными красотами. Уж они-то, в отличие от людской популяции, Кая не предавали. Даже, бывало, поддерживали в нелёгком учении. Широкие проспекты убеждали в истинности идеи прогресса, лесистые холмы мягко улыбались в солнечные дни, особняки на склонах подмигивали витражными окошками, мутные воды Широкого Рейна переливались чудными красками в часы заката.

Всего полгода назад восторженный ксеноисторик мог бы водить экскурсии по Старому городу, даром что никакой ксенокультурой тут и не пахло. Земная колонизация пришла на пустое место. Но какими узорами расцветила! Что за люди здесь учились, преподавали и творили, что за страсти бурлили в века межпланетных усобиц и звёздных войн... То ли дело нынешнее выродившееся население, скупленное на корню кучкой толстозадых уродов!

Собственно, Кай успел 'отметиться' везде, где хотел. Вид со Староуниверситетской башни, бывшая Обсерватория, здание Библиотеки, вычурная колоннада Братства Олигархов, ботанический сад, арочный мост через южный рукав Широкого Рейна, здание Старого космопорта, Большой Скотопромышленничий дворец, памятник звездолёту основателей Первой колонии — все эти прежде любимые места он добросовестно обошёл, но так и не проникся светлой грустью расставания.

Верно, уже расстался — чуть раньше. А сам и не заметил.

Краски Юрбурга для Кая преждевременно поблекли ещё в позапрошлом году — с победой Революции Толстозадых, но сейчас в его душе не звенело просто-таки ни одной живой ноты. И вот в чём дело: городские камни перестали молчаливо отторгать запрудившую его толпу дёшево проплаченных хамов.

Именно. Камни пришлых хамов зауважали — каково? Теперь они отторгали Кая, очутившегося в столь явном меньшинстве, что только ленивый не пнёт. Ксеноисторики к таким тонкостям чувствительны, ведь и документы иных космических рас постигаешь во многом интуитивно.