Звездная пыль в сапожной мастерской
Шрифт:
–Про замок? – невпопад спросил толстяк.
–Утрата доверия, статья кодекса… – отозвалась я, отрицательно вертя головой, – И денег не дали… Четыре дня работала…
Проронив «Стой здесь!» мужик с невероятной для его комплекции скоростью влетел в кабинет.
Если бы я была чуть спокойнее, я ожидала бы криков, стуков громадного мужского кулака по столу, невнятного дамского лепета и прочих запчастей скандала. Все-таки даже в своем плохом состоянии я осознала, что не слышу ровно ничего. Только через несколько часов я оценила, насколько талантливо этот мужчина провел жесткие
Сколько времени я простояла в коридоре, не берусь оценить. Мне показалось, что прошла целая вечность!
Наконец толстяк открыл дверь, вышел из кабинета и поравнялся со мною.
–Отнеси ей трудовую, она все перепишет! – велел он и добавил, задумчиво глядя на меня, – Бандиты мы были, да? А я говорю: все тогда, в 94-м, по справедливости было! А сейчас – эх!
И, безнадежно махнув рукой, он пошел к выходу.
–Спасибо! – я до сих пор рада, что мой истерический ступор отступил, и я сумела выкрикнуть это слово.
–Куравлева Клара Аркадьевна, пройдите в кабинет! – бесстрастно велела начальница.
Моя фамилия нисколько не роднит меня с великим актером, память о котором останется с нами навсегда! Зато, когда я представляюсь по имени и фамилии, это заставляет всех, особенно таких, как эта начальница, хмыкать и фыркать.
Директриса молча протянула руку за трудовой книжкой и принялась менять свою прежнюю запись.
–А кто это приходил? – нарушила молчание я.
Начальница брезгливо посмотрела на меня, переводя взгляд с моего лица на аккуратные брюки из секонд-хенда, выбранные мною утром в качестве парадно-выходных.
–Хозяин мне велел рассчитать Вас, а не вести разговор! – заявила она, – Через два кабинета по коридору – бухгалтерия, получите там Вашу зарплату!
В бухгалтерии мне сразу же выдали деньги. Я решилась повторить свой вопрос о толстом повелителе здешних мест.
–Вы чего, не знали, что владелец «Красной марки» – Вячеслав Михайлович Бурин? – с благоговейным страхом ответила мне вопросом бухгалтерша, – Наша сеть по всей России работает!
Что ж, буду знать, как зовут моего спасителя. Кстати, нас с ним объединяет то, что мы оба знали Павла Курочкина. И господин Бурин, видимо, знал Павла намного лучше, чем я. Но я опять совершенно бездельно вспоминаю его гибель! Зачем?
Надо было идти в супермаркет – опять же, в «Красную марку»! И уже на улице через открытое окно я услышала голос директрисы:
–Рита, ты дура! Если бы не твоя уважаемая семья, не держали бы тебя… А как мне с тобой еще разговаривать? У тебя детство никогда не кончается! Сколько можно новеньких взашей гнать из-за тебя? Даже красиво уволить никого из-за тебя не могу… Давай-давай, жалуйся, ябеда!
Что ж, по крайней мере, не я первая теряю это место, а значит, проблема не в одной лишь мне! Я встала в тень под липу на газоне и открыла трудовую книжку.
Да уж, красиво уволить меня директриса точно не сумела! Дамочка зачеркнула формулировку об утрате доверия, чуть выше написала: «По собственному желанию», а в стороне приписала разъяснение: «Причина увольнения изменена на основании статьи 77 Трудового кодекса». То есть, моя трудовая книжка
Тот толстый мужчина в коридоре… А не сменить ли мне кумира? Ухоженный и подтянутый Крис Линдсдейл все равно недоступен, а тут – простой мужчина, пусть даже в первой половине дня от него попахивает пивом, и еще он оговорился о своем бандитском прошлом… В борьбе за справедливость они, наверное, не хуже один другого!
Снова Крис Линдсдейл и ненужные мысли о криминальном происшествии! Пора мне взяться за работу.
12
Красный передник, который мне выдали в первый же рабочий день, вполне соответствовал «Красной марке», снова приютившей меня. Оформляла меня на работу на сей раз не директриса, а кадровичка. Она и бровью не повела при виде моей трудовой книжки, превращенной в «волчий паспорт». Возможно, на ее практике уже бывали случаи работников, уволенных от той самой аптечной заведующей.
Уже пять дней я раскладывала по полкам творог и сметану, строго соблюдая ротацию по срокам годности, геркулес, мыло со стиральным порошком, много других товаров, и на душе у меня даже воцарилось спокойствие. Меня, конечно, немножко подгоняли на работе, и я старалась заполнять полочки побыстрее, но все было предельно вежливо. Порой я даже, как умела, молилась про себя за Вячеслава Михайловича, стараясь хоть так отблагодарить его за помощь.
О своих злоключениях я старалась не вспоминать, задерживаться на работе мне не приходилось, а по вечерам я, лежа на спине на кровати (ноги и спина все-таки здорово гудели от усталости), для очистки совести бормотала лекционный материал. Родителям я пока не решалась сообщить о том, куда мне удалось устроиться на работу, а вопросов они не задавали. Я думала, что, может, еще сумею найти приличное аптечное место – надо было только продолжать поиски, а при занятости в магазине это было труднее.
Вот только на шестой рабочий день злая судьба решила напомнить мне, что человек предполагает… Дальше эту нелюбимую поговорку я цитировать не буду!
К нам поступила еще одна новенькая, и с первых же минут я поняла, что она – то ли аутистка, то ли с каким-то еще отклонением в развитии. Совершенно обычная на лицо, но аккуратная до безнадежности, она шагу не давала мне ступить без крохотных замечаний и указаний.
–Полки уже мыли? Пиво в ряду неровно расставлено, давай переставим! А цветные наклейки со штрихкодом на этом печенье приклеены криво, надо ведь заново нам тогда их переклеить!
Я пыталась объяснить, что от нас требуется лишь быстро протереть полки перед раскладкой, даже не снимая оттуда товар. Промывать полки приходилось, только если они загрязнились по-настоящему: например, когда пролился жидкий продукт (это, если честно, ужасно). Или если полка совершенно пыльная, или если на ней еще свежие и явно броские на вид пятна, которые еще пока можно очень быстро оттереть. Времени на лишнее мытье, из-за которого потребитель будет ждать, пока товар разместят, нам никто не давал.