Звездная пыль
Шрифт:
— Это сделала Диана?
— Не доказано, — мотнула я головой.
— А что сказала полиция?
— Полицию пока не вызывали. Они бы стали допрашивать танцоров и персонал, скорее всего, сорвали бы премьеру. Адам с директором решили для начала провести внутреннее разбирательство.
В этот момент раздался звон бьющихся бокалов и громкий крик Дианы:
— Нет! Ты обещал эту роль мне. Ты написал ее для меня, а потом позволил спонсору все переиграть! Тряпка!
Ситуация из плохой превращалась в отвратительную. Адам схватил приму и оттащил еще дальше, испуганно взглянув на нас. Он опасался, что та сболтнет лишнего. Ведь Ди уже не один
— …посмотрим, как после этого он будет спонсировать твою труппу! Я потоплю тебя… моя роль… — продолжала вопить Диана.
— А вот и полиция, — первой заметила Светлана, и получилось у нее как-то тоскливо, будто она ждала продолжения драмы, но стражи порядка все испортили.
— Что ж, позвольте вас поздравить, — сказал мне Вит, и я нахмурилась, ничего не понимая.
— Поздравить с чем?
— С тем, что вы только что стали единственной примой этого театра. Или думаете, что Диану оправдают и вернут на сцену?
Только после этих слов я поняла, что Вит прав. Все смотрели не только на Диану, которую уводили полицейские, но и на меня. Я словно оказалась в замедленной съемке. Перешептывания, смешки, звон бокалов…
Мне всегда казалось, что день, когда я стану примой, будет наполнен смехом и счастьем, но это оказалось совсем не так. За последние двенадцать часов я прошла через страх, предательство, надежду, крах иллюзий, борьбу с собой, опьянение, знакомство с женщиной, которой я проиграла свою любовь, а еще арест соперницы.
— Вы пожалеете, все вы пожалеете! — орала Диана напоследок. — Ты заплатишь, Адам. И счастливо тебе оставаться с этой дочкой убийцы-шизофренички.
Решив, что на сегодня любезностей достаточно, я извинилась и направилась к выходу из зала, чтобы проветриться. Слабость накрыла меня волной, и стало очень плохо. Не помню, что случилось дальше, но очнулась я на запасной лестнице театра рядом со скрипачом.
— Я ставил на то, что вас разберет намного раньше, — жужжал он над ухом, пока я сидела прямо на ступеньках, обхватив руками раскалывающуюся голову. — Хотя с психологической точки зрения все объяснимо: вы ждали разговора со спонсором. Но как только задача оказалась выполнена, расслабились — и стало хуже.
— Перестаньте, пожалуйста, — попросила я. — Лучше объясните, как получилось, что в лучший день моей жизни я сижу на пыльной лестнице рядом с человеком, которого вообще не знаю, Диану арестовали, Адам скорбит, и… — И я оказалась вынуждена знакомиться с женой любимого мужчины.
— Так часто бывает. Например, вы очень ждете свой день рождения. Рассчитываете, что к вам придут друзья, что будет весело, легко и комфортно. Чем больше ждете — тем сильнее завышаете ожидания. Но на деле друзья оказываются заняты своими проблемами, недовольны угощениями, станут травить глупые шутки, а про вас и не вспомнят. Так и тут. Мой опыт подсказывает, что лучше ничего не ждать, а просто делать то, что любишь. Вы прекрасно танцуете, с душой, так чего еще желать? К слову, достаньте мне контрамарку на спектакль. Куда-нибудь поближе, я хочу полюбоваться вами из зрительного зала.
— А вы наглец, — опешила я от такой просьбы.
— Действительно. Но я утешаюсь тем, что вы не похожи не человека, который приглашает на спектакли толпы друзей. Их у вас нет. Разве что спонсор… у него собственная ложа.
— Что?
— Да бросьте, я два дня провел в этом театре, но сплетен про вас с ним наслушался.
Я поморщилась и отвернулась. Только этого не хватало. Хотя, удивляться было нечему. Совсем.
— Ничего нет. Теперь уже точно нет.
Последнее уточнение прозвучало жалко, но честно, однако Юрий неожиданно наклонился ко мне ближе и прошептал:
— Не верю. Докажи.
— Доказать? — удивилась я.
— Да, докажи.
И он накрыл мои губы поцелуем. Мгновение, и где-то рядом раздался восхищенный свист.
— Скрипач и прима… — услышала я голос Дэна. — Не теряешь времени даром, Павленюк! Одобряю. Присоединиться можно? У меня есть закуски. Кое-кому они очень даже не помешают.
Я улыбнулась, похлопала по соседней ступеньке ладонью и неожиданно поняла, насколько сильно не хочу терять премьера как союзника. К счастью теперь, когда Дианы “не стало”, шансы на его дружбу возросли, и это стало лучшей новостью на сегодня.
У мамы был новый срыв, и теперь она сидела у окошка с безжизненным видом. Как и всегда после такого, ее накачали какими-то препаратами, и от человека осталось одно тусклое воспоминание. Опустевшая оболочка. Тем не менее доктор попросил меня поговорить с ней о чем-нибудь хорошем в надежде, что она быстрее придет в норму. Он действительно употребил слово «норма» и ничуть не стушевался, когда я нервно хмыкнула.
— Мама. — Перешагивая через себя, я взялась за ее холодную, сухонькую ладошку. Мне было неприятно касаться матери, но знание, что в разрушении семьи виновата не она, а болезнь, несколько примирило меня с нынешним положением. — Мама, я стала ведущей балериной труппы. Помнишь, как я мечтала об этом в детстве? Это так здорово: знать, что в зале целая толпа людей, и все они пришли ради меня.
Мать даже не повернула головы — так и смотрела в окно, отчего я чувствовала себя идиоткой, которая разговаривает со стеной. Впрочем, ей никогда не нравилось мое увлечение балетом, и вряд ли станет приятнее теперь. И зачем я об этом вообще заговорила?
— Наверное, папа был бы счастлив. Помнишь, он любил смотреть, как я танцую. Помнишь, как мы с ним играли в приму? Он приносил домой цветы и просил показать, чему я научилась. И я выступала, а когда заканчивала, он громко-громко хлопал и дарил мне эти букеты. Если бы вы оба были в порядке, могли бы посещать любой балет, где я танцую. У меня есть возможность приглашать гостей, но некого приглашать. Разве это не грустно?
Я всмотрелась в знакомый профиль и решила, что все это бесполезно. В этой комнате осталось лишь эхо женщины, которой мать была прежде.
— Мама, я хочу тебя попросить кое о чем. Ты расскажешь мне о девушке из варьете? Той, которую видела с отцом. Ты сможешь вспомнить, как она выглядела?
После этого мать медленно повернула ко мне голову и посмотрела так, что я отпрянула. Ее глаза были стеклянными, как у животного. Казалось, мгновение — и она непременно бросится на меня. Что творилось в ее голове? Никто никогда не узнает. Тот, кто не видел сумасшедшего человека, можно сказать, не знаком со страхом.