Звёздная тень
Шрифт:
Но выбросившее нас наружу поле свою работу ещё не закончило. Меня крутануло, затормозило и опустило на камень — аккуратно, лицом к пятёрке чужаков.
Эффектно это выглядело, наверное…
Мы пересеклись на узкой горной тропе. С одной стороны — крутой склон, с другой — почти отвесная пропасть. Флаер перегораживал тропу за нашей спиной. Пятеро застывших чужаков были совсем рядом.
Нет, кожа у них оказалась не чёрная, а тёмно-синяя. Блестящая, словно лакированная. Глаза — с кофейное блюдце, фасеточные, неподвижные,
Да люди ли они вообще?
Я стоял ближе всех к чужакам. До шедшего впереди с Зерном в руках — чуть больше метра. Огненный шарик полыхал, как сорванная с небосклона звезда. Холодный, ослепительный огонь…
— Отдай, — сказал я, протягивая руку. Конечно, глупо надеяться на компромисс. И всё же я должен был это сказать. — Отдай. Нам нужнее.
Рот — узкий, беззубый, приоткрылся. Мы говорили сейчас на одном языке — в этом подарке Тень не отказывала никому.
— Нет.
Я почувствовал запах. Лёгкий, кисловатый. Уж не знаю, как можно потеть с такой, похожей на хитин, кожей. Но это был запах страха.
— Мы всё равно возьмём, — сказал я. — Вы получите новое. Отдайте.
На чужаках не было одежды. Лишь чешуйчатые, будто из змеиной кожи, ремни, опутывающие тело. Ремни, испещрённые кармашками, гнёздами, футлярчиками…
Тонкие лиловые руки скользнули по ремням…
— Пригнись! — закричала Маша.
Я не стал пригибаться. Я прыгнул, хватая чужака с Зерном, закрываясь им от остальных. Тонкие руки оказались неожиданно сильными. Мы боролись, балансируя на линии огня, и никто не решался стрелять.
— Это наше! — закричал чужак. — Наше. Это. Это. Наше… Сбить его с ног оказалось проще, чем вырвать Зерно. Мы упали — и над нашими головами взвыла буря. Огненные росчерки, лёгкий перестук Машиного автомата. Мы катались по камням, всё ближе и ближе к пропасти, а наши спутники выясняли древнейший вопрос — кто прав и у кого больше прав.
Бой оказался скоротечен. Почти одновременно мы с чужаком прекратили бороться, охваченные одним на двоих желанием — увидеть результат.
Трое синекожих валялись на камнях. Наверное, их достала Маша — ран не было видно.
Кэлос и последний оставшийся чужак сходились. Перед Кэлосом трепетала белая светящаяся стена — силовой щит. Перед чужаком — такая же, только жёлтая. Похоже, пробить друг друга щиты не могли, и теперь противники просто толкались. Кто кого вытеснит… с тропинки в пропасть.
У меня сомнений в исходе борьбы не было.
Шаг за шагом чужак пятился к пропасти. Лицо Кэлоса сейчас утратило все эмоции, стало безжалостной металлической маской. Шаг. Ещё шаг.
Чужак закачался на краю пропасти. Он понимал, что обречён, не хуже, чем я. И точно так же, как люди, не собирался сдаваться.
Жёлтый щит сжался в точку, уступая. Удар Кэлоса исполинским молотом снёс чужака
Но за миг перед этим пылающая жёлтая точка пробила белый щит и вонзилась в Кэлоса.
Я закричал, увидев, как вспыхивает наш единственный союзник. Пламя плясало, пожирая его изнутри, синекожий чужак уже исчез внизу, беззвучно падая со скал, но огонь не собирался утихать.
— Кэлос! — Маша отбросила автомат, метнулась к нему. Кэлос отступил, словно боялся, что её опалит жаром. Упал на колени.
Огонь всё же достал тебя, киборг, пытающийся быть человеком, человек, рождённый солдатом… Судьба отыщет — как от неё ни прячься. И выдаст все накопившиеся долги…
Я глянул на подмятого врага. В фасеточных глазах, где не было и быть не могло чувства, застыло отчаяние. Я ударил чужака головой по камням — раз, другой, и глаза потемнели.
Только тогда я позволил себе броситься к Кэлосу.
Пламя утихало. Кэлос лежал неподвижно, лишь подёргивалась судорожно правая рука. Его тело казалось взорвавшимся изнутри, испещрённым бесчисленными ранами. В некоторых была кровь. В некоторых — блеск рваного металла.
— Кэлос… — прошептал я. — Кэлос, друг мой…
Он ещё жил. И смотрел на меня. Не обвиняя, не прося о сострадании — прощаясь.
— Куда ни кинь… — прошептал Кэлос.
— Слушай меня!
— Слышу…
Я взял его за руку — рука была нестерпимо тяжёлой. Сколько же он весит? Сколько в нём плоти, а сколько — железа?
— Ты человек…
— Был…
— Ты человек, Кэлос.
— Я даже боли не чувствую, Пётр. Я её… отключил. Какой я человек…
— Кэлос! Да слушай ты меня, сволочь!
Жизнь уходила из него с каждой каплей крови, с каждой отказавшей железкой. Да что он вбил себе в голову, дурак! Тот ли из нас человек, кто с рождения оставался в своём теле? Или тот, кто пытался быть человеком?
— Кэлос, тебя ждут. Ты помнишь это? Если ты не вернёшься домой… твоя жена уйдёт следом.
— Она готова к этому…
— Не решай за других! Никогда не решай за других!
— Ничто меня не держит, Пётр.
Слова звучали всё тише и тише. Он уходил — а я не знал, что сказать, как передать ему то, во что я верил, что было спасением, единственным и неизменным, вечным якорем наших миров…
— Тебя ждут, Кэлос. Твоя жена тебя ждёт. Если ты сможешь удержаться, то сможет и она.
— Надо ли?
— Ты не смеешь! — крикнул я. — Слушай же меня! Я не знаю, что тебе дорого, что нет, только запомни одно: Врата это нить — и пока её кто-то держит, пока тебя ждут…
Он улыбнулся — и улыбка на изорванном лице была насмешкой.
— Тебя ждут, Кэлос. Поверь!
— Не решай за других… никогда…
Я поднялся.
Посмотрел на Машу.
— Я ничего не могла поделать, — прошептала она. — Пётр, я стреляла… у того гада был силовой щит…