Звёздное колесо

Внизу на небольшом лугу ветер шевелил опавшие листья. Один листок взлетел и прилип к вязаной шапочке Гвеннан. Девушка глубже упрятала подбородок в складки теплого шарфа. Даже этот холод, оказывается, можно забыть. Теперь она стояла между двумя грубо высеченными камнями, сосредоточив внимание на третьем, самом высоком камне на насыпи. Он четко вырисовывался на фоне бледнеющего неба.

Природное ли образование эти три камня? Она поморщилась под своей теплой полумаской из плаща и в сотый – в тысячный – раз отказалась от этой мысли. Повторится ли то, на что она надеется? Может ли повториться? Она совершенно уверена в том, что увидела три недели назад, в этот же самый час, когда стояла на этом

Книги – как она внимательно читала их, изучала рассуждения тех, над кем смеялись, кого даже преследовали «власти», и тех, чьи убеждения основаны на общепринятом. Но что такое общепринятое? Те же рассуждения, если копнуть поглубже.

Вот! Освещение – оно под нужным углом – падает на высокий камень и…

Гвеннан едва не закричала. Может, даже прохрипела что-то в складки своего шарфа. Ее тогдашнее впечатление не было воображаемым. На высоком каменном столбе линии, слишком регулярные, чтобы быть случайными, слишком незнакомые, чтобы быть – чем? Только в полусвете и в этот час утра может она разглядеть их. Нужно ли приближаться, снимать перчатки, проводить пальцами по поверхности? Может ли она на ощупь убедиться, что зрение не подвело ее?

Эта мысль вылилась в начало действий. Ее обнаженная кожа вздрагивала от прикосновения к холодному камню, но Гвеннан не обращала на это внимание. Она прикоснулась – и отдернула руку. Она сделала это инстинктивно, потому что ощутила нечто, рожденное не камнем, не холодным воздухом… не…

Она снова поднесла руку к камню. Необычность исчезла. Как круги от камешка, упавшего на поверхность тихого пруда. Круги разошлись, и поверхность снова неподвижна. Она попыталась проследить эти линии. Огам? [1] Забытый язык, письмо, состоящее из линий над строкой и под ней, или руны с острыми углами? Она искала в книгах. Нет, эти знаки, которые она видела (а может, ей просто показалось – игра света), не такие.

Но она видела их. Они здесь! Она придет снова и снова… Чужая территория? Гвеннан перевала взгляд от каменного клыка на лес внизу. Среди деревьев виднелась наклонная крыша, серая и мрачная – и как будто такая же древняя, как сами эти камни.

Она не причиняет никакого вреда, пыталась уверить себя Гвеннан, пряча разочарование от того, что момент откровения оказался таким кратким. Почти трехсотлетний обычай сделал эти нетронутые, нехоженые земли чужими для жителей городка. Но никто не говорил вслух, что старая изношенная каменная стена ограждает запретную территорию.

Выросшая в городе, принимавшая на веру все, что принято в городе, она до сих пор не сознавала, насколько странно выглядит история долины. И не только из-за камней, которые привлекали ее к себе с первого взгляда, но также из-за дома Лайлов.

В 1730 году, когда по Белой реке от побережья поднялись первые переселенцы, которых с морского берега прогнали бури и сильные ветры и которые искали подходящие земли для сельского хозяйства, – дом Лайлов уже стоял здесь. Кто построил его и когда? Если даже кто-то из новоприбывших и задавал такие вопросы, они быстро прекратились.

В доме жили Лайлы, а также несколько индейцев и десятка два темнокожих слуг, принадлежавших к какой-то неведомой расе. Слуги были молчаливы и никогда не общались с поселенцами. Но Лайл тех дней, владевший землей, ничем не мешал поселенцам. Более того, время от времени из-за серых стен приходила помощь – не только в целом всему зарождавшемуся городу, но и отдельным его жителям.

В школе Гвеннан учила старый общепринятый миф о Колумбе и его знаменитом открытии Америки. Но сейчас люди знают больше. До того, как итальянский авантюрист поднял паруса, суровые рыбаки Англии достигали далекого берега, вытаскивали на него лодки и плыли назад, тщательно сохраняя тайну богатых добычей вод. Были и мореплаватели в длинных лодках. Невозможно больше отрицать их плавания: ведь обнаружено даже их поселение. А до них – кто еще?

А руины в Нью-Гэмпшире, многочисленные «овощные погреба», окруженные каменными стенами, сделанными весьма основательно, – поздние поселенцы использовали их с прозаической целью, которая и дала им название? Все найденное здесь приписали индейцам. Но никто не попытался объяснить, зачем кочевым охотникам строить каменные стены и помещения странной формы, если сами они живут в походных лагерях.

Кто такие Лайлы и как они оказались здесь? Существуют легенды о пирате, привезшем вверх по реке сокровища и остатки своего экипажа, чтобы основать собственное королевство. Будто бы, придя первыми, они стали частью этой земли, и позднейшие поселенцы никогда не оспаривали их права. Правда также, что ни город, ни окрестные фермы никогда не подвергались набегам индейцев. Более того, сами индейцы иногда получали убежище в доме Лайлов. Война сюда не приходила – тут царило скромное процветание. На деньги Лайлов построили мельницы и, как ни странно, школу. И Лайлы поставили только одно, странное для того времени, условие: дочери жителей города и фермеров должны были учиться наравне с сыновьями. Но влияние этой семьи, хотя оно существовало всегда, осуществлялось не прямо: члены этой семьи никак не вмешивались в дела жителей городка, в их образ жизни.

Часто, во времена последующих войн, большой дом пустовал. В нем оставалось только несколько слуг (очевидно, эти слуги вступали в брак в своем кругу и производили новые поколения, заступавшие на службу, когда старики умирали). Сами Лайлы могли на какое-то время исчезать. Иногда приходило известие о смерти в доме. Рано или поздно появлялся другой член этого молчаливого семейства, занимая место прежнего, и жизнь продолжалась, как обычно. Сейчас в доме Лайлов женщина. Гвеннан только недавно ее увидела.

По обычаю, пришедшему от первых поселенцев, ее называли леди Лайл. И никто из горожан не задавался вопросом, как появился такой необычный для этой местности титул. В доме Лайлов никогда не жили дети, и если заключались у них браки и создавались семьи, то в каких-то других землях. Но было хорошо известно, что каждый новый владелец дома внешностью и манерами очень напоминает своего предшественника. Внешние семейные черты передавались из поколения в поколение.

Гвеннан только недавно стала задумываться над явной загадкой – как семья, долго владевшая землей, сумела так эффективно стушеваться. Леди Лайл совершенно очаровала Гвеннан. Прежде всего она никогда не встречала женщины такого роста и с такой уверенностью в себе.

Сама она всегда была выше сверстников в школе и ненавидела свое тело за его размеры. Но леди Лайл носила свое тело, как гордая лесная сосна; на голове у нее такая масса волос, уложенных в корону, что зимой она лишь изредка обматывала их шарфом. Двигалась она с величием, которое, как представляла себе Гвеннан, было присуще королевам, когда она не только представительствовали, но и правили.

Впрочем, в самой жизни Гвеннан было мало оснований для суждений. Как у племянницы Нессы Даггерт, у нее были очень ограниченные возможности для общения. Всякое расширение физических горизонтов строжайше преследовалось. Мисс Несса отвечала за городскую библиотеку, и вся ее жизнь была посвящена выполнению долга. Она воспитывала Гвеннан: взялась за это очень неохотно, исключительно из чувства долга, после гибели непоседливых своевольных родителей девочки. По городским стандартам, она делала для девочки все возможное. Ее кормили и одевали в соответствии со строгими представлениями мисс Нессы о приличиях; впрочем, эти представления все в большей мере оспаривались внешним миром.