Звездные крылья

Собко Вадим Николаевич

С нетерпением смотрел на землю Юрий Крайнев. Вот она приближается — минута, о которой мечтал долгие месяцы в тюрьме, о которой так часто говорил друзьям.

Крайнев вспомнил Марка Волоха и свою клятву над его могилой. Сейчас эта клятва больше чем когда-либо близка к выполнению.

Марина и Ганна, зная историю Крайнева, связанную с этим местом, с большим интересом смотрели вниз. Кроме того, по поступившим в институт сведениям они знали, что в этих лабораториях сосредоточены все исследовательские работы по реактивному самолетостроению. Их заинтересованность возрастала

с каждым километром пути.

К аэродрому, расположенному недалеко от штаба армии, они прилетели под вечер. Их сразу же посадили в машину, чтобы ехать дальше. В расположение танкового полка Короля они прибыли еще до сумерек.

По дороге, уже недалеко от полка, они нагнали. Орленко, который возвращался к Королю в сопровождении нескольких машин с толом. После первых же слов приветствий Орленко объявил, что везет тол, чтобы «подорвать ту проклятую стену», и все заторопились.

Крайнев с товарищами остался у Короля, а Орленко с саперами приступил к работе. Солнце уже садилось. Друзья сидели в наспех вырытой землянке и неторопливо беседовали.

— Никогда не думал, — говорил Король, — что наша встреча произойдет здесь. Завтра еще Росовский прилетит. Он институт стратосферы каждый день вспоминает.

Марина вспыхнула от смущения, поднялась и быстро вышла из землянки. Оставшиеся обменялись понимающими улыбками, но промолчали.

Принесли ужин. Угощая гостей и поддерживая беседу, Король все время прислушивался к тому, что происходило в лесу и вокруг землянки. И в то мгновение, когда он поднес ко рту маленький стаканчик с водкой, над лесом послышалось гудение самолета. Король так и застыл с пластмассовым стаканчиком в руке.

Крайнев выбежал из землянки, за ним вышли остальные. Гудение все приближалось, и, наконец, большой транспортный самолет, пролетев низко над деревьями, опустился на аэродром за стеной. Отчетливо были видны черные кресты на его крыльях.

— Что за чудеса? — удивился Крайнев. — Кто ж это мог решиться лететь на этот аэродром?

— Наверное, по ошибке, — ухмыльнулся Король. — Здесь для немцев создалась очень сложная ситуация. Они могут не знать — есть ли наши части в этом районе. Может быть, они думают, что мы еще за сто километров отсюда. Все перепуталось. Но птичку эту мне бы очень хотелось взять. Что там Орленко копается?

Но ждать Орленко не пришлось. Он прибежал радостный, возбужденный и доложил, что все готово. Ждут, мол, только команды. Мины уже заложены. Одного слова достаточно, чтобы сто пятьдесят метров стены взлетело на воздух.

Король задумался, потом позвал командира танковой роты лейтенанта Дороша и приказал вывести свои танки и стать с заведенными моторами против места, где произойдет взрыв. Как только пройдет первая взрывная волна, ринуться на аэродром и в первую очередь таранить все самолеты, какие там есть, чтобы они не могли взлететь.

Лейтенант козырнул. И сразу же его танки вышли на место, указанное Орленко.

С замиранием сердца ждал Крайнев последнего приказа.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Извилистый жизненный путь выпал на

долю Людвига фон Дорна после того, как Юрий Крайнев совершил побег из его крепости. Страшный гнев Германа Геринга — главнокомандующего воздушными силами фашистской Германии — обрушился на его голову. Только широкие связи Дорна спасли его от суда. О большой и почетной карьере не приходилось и мечтать.

К тому же ему пришлось пережить еще один непоправимый удар — тяжело заболела Мэй. Ее пришлось отправить в психиатрическую лечебницу, врачи не видели ни малейшей надежды на выздоровление. «Наследственность», — качали они головами на все вопросы Дорна.

Итак, Мэй, единственная надежда и последняя отрада Дорна, ушла из его жизни. Теперь он остался один на свете.

Дорн по-прежнему был начальником лаборатории реактивных самолетов. Теперь там работало много людей, и секретность почти была снята. Так было до той минуты, пока не началась война. Тогда лаборатория стала вновь секретной. Сразу же в ней начали изготовлять самолеты-снаряды.

На этой работе Людвиг фон Дорн очень хорошо проявил себя, и ему перестали напоминать о бегстве Крайнева.

В первый год войны с Советским Союзом, когда немецкие фашисты еще наступали, Дорн очутился в Киеве. Ему было приказано организовать работу с теми сотрудниками института, которые остались в Киеве.

Работа эта не смогла развернуться, потому что началось наступление Красной Армии и Дорну пришлось спасаться бегством.

Таким образом он очутился опять на старом месте, в своей бетонированной лаборатории. Работать здесь стало беспокойно, аэродром часто использовали для посторонних нужд, что мешало исследовательской работе.

Началось наступление на Англию с помощью самолетов-снарядов.

Людвиг фон Дорн получил железный крест.

Вскоре после этого радостного события, когда казалось, что карьера фон Дорна быстро идет вверх, пришел приказ эвакуировать лабораторию на запад.

Прочитав приказ, Доры понял, что с войной скоро будет покончено. Надо было спасать свою шкуру.

Он очень добросовестно выполнил приказ об эвакуации лабораторий. В первую очередь вывез и спрятал все ценные вещи. Дорн понимал, что дело идет к концу, и заботился только о собственной шкуре. Сотрудников своих он отпустил, чтобы никто не видел, как он расхищает лабораторию. Хорошо понимая, что начальство останется начальством недолго, он с чистым сердцем доложил об эвакуации лаборатории.

И в такое-то время, как луч солнца, в мрачной жизни Людвига Дорна появился шведский инженер Генри Кервуд. Он приехал, даже не подумав о том, чтобы изменить английскую свою фамилию на какую-нибудь другую, более похожую на шведскую. Он просто выписал себе новый паспорт, где была изменена только национальность и подданство, и, никого не опасаясь, отправился в Германию.

У Кервуда на это были все основания. В гитлеровской столице уже начался разлад, и никому не было никакого дела до какого-то там американца или англичанина, который открыто, никого не боясь, разыскивает Людвига Дорна «по личному делу» и называет себя для отвода глаз шведом.