Звездные пути человечества
Шрифт:
Человек и космос… Даже сейчас, когда этот первый полет стал фактом истории, с трудом верится, что все, что было тогда, в апреле 1961 года, и что свершается сегодня на дальних и ближних космических трассах, это не вымысел, не фантазия. А ведь это так. За двадцать пять лет космической эры человечество стало на голову выше — оно доросло до звездных далей.
Что же нужно было сделать, чтобы начать этот дерзновенный штурм?
Разные специалисты по-разному ответят на этот вопрос.
Инженеры скажут: потребовалось создать мощную ракету-носитель, корабль, наземный комплекс. Биологи и врачи скажут: надо было изучить влияние многих необычных
И те и другие скажут: для того, чтобы начать штурм космоса, нужно любить свою Родину, свой народ, который совершил величайшую революцию в истории человечества, построил социалистическое общество и под руководством партии Ленина уверенно идет к коммунизму.
Магнитофонные ролики перематывают пленку. Звучит взволнованный и спокойный голос. Он не меняет тональности, он тверд и уверен.
— Я знаю, что соберу всю свою волю для наилучшего выполнения задания. Понимая ответственность задачи, я сделаю все, что в моих силах, для выполнения задания коммунистической партии и советского народа…
Он сдержал свою клятву. Подтверждение тому — 108 минут истории.
Полковник В. КОВАЛЕНОК, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР
217 ДНЕЙ И ЕЩЕ ТРИ СЕКУНДЫ
«Какой из длинной череды дней на орбите был самым трудным? Что было самым интересным?» Эти вопросы мне задавали многие. Задавал их себе и я. Но сразу же возникал еще один вопрос: «Какой день был самым лёгким?» Не знаю. Такого, пожалуй, не было. А вот то, что двух похожих не было, скажу с уверенностью. И что интересно все — тоже. Ну а вопрос о самом трудном дне? Быть может, на него ответят эти записки, сделанные в Звездном, на Байконуре и на борту «Салюта-6». В разное время, на разных этапах полета, который для меня длился в общей сложности 217 дней и ночей.
«Салют-6» стартовал в канун двадцатилетия космической эры — 29 сентября 1977 года. Через десять суток Байконур провожал наш экипаж. Валерий Рюмин и я знали: идем надолго. Но кто мог тогда предположить, что через два дня мы снова ощутим привычную твердь Земли, уже вдалеке от космодрома. Из-за отклонения от предусмотренного режима в работе бортовых автоматических систем на этапе причаливания стыковка со станцией была отменена.
Может, и не стоило бы с этого эпизода начинать рассказ, но он возвращал экипаж на исходную позицию. Два часа сорок минут предстартовой подготовки «Союза-25» были напряженными. Однако и при той уплотненности времени я ловил себя на мысли: «Ну все! Отмучился. Позади тренировки, экзамены, зачеты, волнения. Теперь работа. И какая работа!»
И вот срыв… Когда Центр управления полетом дал команду на возвращение, Валерий Рюмин сказал:
— Не повезло нам, Володя.
Я промолчал. Подготовка к посадке — тоже работа. Да и обсуждать ситуацию не было настроения. Мы знали только факт, а причину этого факта еще предстояло установить.
10 декабря с Байконура стартовал «Союз-26». Он пришвартовался ко второму стыковочному узлу, расположенному в кормовой части станции. Работу на «Салюте-6» начали Юрий Романенко и Георгий Гречко. Я же пребывал в полной неопределенности. Мне сочувствовали, нашлись и жалеющие. Их «соболезнования» рождали в душе боль и обиду. Потянулись долгие дни ожидания чего-то и долгие бессонные
К.Э. Циолковский смотрел на неудачи проще. В таком сложнейшем деле, когда все вершится впервые, они естественны. А вот мы…
Генерал В. Шаталов встретил приветливо:
— Чего нос повесил? Надо не переживать, а готовиться, к новой работе. Длительной!
Этот день память сохранит навсегда. В иллюминаторах «Союза-29» во всей своей красе появилась станция. Мы отслеживали работу БУС — блока управления сближением, фиксировали включение СКД — сближающе-корректирующего двигателя, показания приборов ДПО — двигателей причаливания и ориентации… Станция «гуляла», сдвигалась куда-то вверх и вниз, но не уходила с нашего курса…
Стараясь скрыть волнение, я доложил Земле: «Есть касание… Есть мехзахват… Идет стягивание…» Двадцатитонным усилием сомкнулись шпангоуты стыковочных узлов корабля и станции. После короткой паузы передал в Центр: «Стыковка выполнена».
…На станции было темновато. Горели только дежурные светильники, и в их неярком отблеске вырисовывался интерьер «Салюта», вовсе не похожий на то, к чему мы привыкли на тренажере. На борту нас ожидало приятное послание:
«Володя и Саша, станция для нас была хорошей лабораторией и добрым домом. Желаем и вам спокойной работы и успеха в делах. Ю. Романенко и Г. Гречко».
Так начался первый рабочий день на «Салюте». Первый из 138.
Время на орбите имеет свой ритм. Дни так летят, что ничего вроде не сделали, а день прошел… Между тем дел здесь невпроворот. Начали очередной технологический эксперимент. Надо точно задать параметры программы и следить, чтобы автоматика вела процесс без сбоев. Надо соблюдать условия «спокойного передвижения» по станции, чтобы микрогравитация не стала мешающим фоном для кристаллизации. А тут Земля «открыла» что-либо интересное или появился в иллюминаторах уникальный космический вид вроде зонта серебристых облаков, восхода Венеры, красочной пляски полярного сияния…
У биологов свои заботы, свои вопросы. Их интересует, разместили ли мы четыре прибора за 20-й панелью. А там уже стоит биотерма. Начинаем разбираться, а время уходит.
Медики напоминают: «Про физкультуру не забывайте. Пришло по программе время тренироваться — бросайте все и занимайтесь!»
Бросайте… На Земле легко выдавать такие рекомендации. А здесь свои законы. Невесомость «ходит» постоянной тенью. К ней привыкаешь и не привыкаешь. Ориентировку чуть потеряешь — глядишь, не в ту сторону погреб. Потом остановишься, посмотришь — так: пол здесь, потолок здесь, давай плыть обратно!..
Ночью шли над Южной Америкой. Я почему-то проснулся. Часы показывали 4.25. Подумал: надо проверить, как «Кристалл» работает. Потом подплыл к иллюминатору и посмотрел на Землю. Проходили как раз над городом Маракайбо. Так вот, если взять линию визирования на этот город, то как раз на линии визирования была видна подножка нашего «Якоря» (специальное крепление на внешней стороне станции). И вдруг она осветилась… Ну как будто кто-то вел сварку автогеном. Секунд пять светилась. И тут мне в поле зрения попал светящийся предмет величиной с теннисный мяч, а за ним шлейф искр длиной так метра полтора. Этот «мяч» падал как раз на город Маракайбо. По крайней мере такое впечатление было. Потом начал таять и потух.