Звездные стражи

Уэйс Маргарет

— Это… другое! Бомбардировщики…

— Бомбардировщики? В самом деле? Идем, малыш. Мне нужно переключиться на передвижной робот. Ты понесешь меня, иначе я отключусь. Мы двинемся в сторону тех гор…

Полукруглый металлический ящик с блестящими электронными глазами и коленчатыми ручками, стоявший на краю приборной панели, неожиданно зашевелился и прыгнул к Дайену на колени.

— Нет! — Подняв робот, Дайен посмотрел ему в глаза, вернее — в объективы камер, и хорошенько встряхнул его. — Мы должны взлететь и спасти космолет Таска. Если не взлетим, то останемся здесь и будем ждать, когда на нас свалится бомба.

Впрочем,

последняя идея не так уж и плоха. Дайен схватил бутылку Таска, прижал горлышко к губам, глотнул и чуть не задохнулся, почувствовав, как отвратительная на вкус жидкость обожгла горло. Проглотив ее, он еле перевел дух. Но потом дышать стало легче, и, кажется, даже боль в боку прошла.

Глаза робота вспыхнули, он издал серию громких замысловатых звуков, похожих на брачное воркование птиц. И наконец проговорил:

— Таск был бы в восторге.

— Я передам ему то, что ты сказал.

Дайен ухмыльнулся и сделал еще глоток из бутылки. Не так уж плоха эта жидкость, если привыкнуть. Поставив бутылку так, чтобы она была под рукой, он принялся за работу. Робот еще минуту пожужжал, затем прыгнул на прежнее место в приборной панели. Компьютер включился, вспыхнули контрольные лампочки, послышался звук захлопывающегося входного люка.

— Они приближаются, — сказал Икс-Джей, — я вижу их на экране радара.

Дайен надел шлем, пристегнул ремни безопасности и начал вспоминать, что и в каком порядке включать. Руки его немного дрожали, но пальцы действовали уверенно.

Раздался сильный глухой звук, и в обзорный иллюминатор стало видно, как в воздух взлетели комья земли и куски бетона. Дайен посмотрел на приборы.

— Что я сделал? Я ничего…

— Это бомба, идиот! — Икс-Джей буквально завыл. — Не обращай внимания. Надо скорее убираться отсюда! Нажми вот эту и эту кнопки. Да нет же, левую. Правильно! Отправить бы этого чертова Мендахарина Туску к коразианцам, в газовую камеру. Нет! Да, правильно! И…

Двигатели космолета взревели. Дайена отбросило на спинку кресла с такой силой, словно его пытались раздавить. Выпитая жидкость стала подниматься из желудка по пищеводу, лишая его возможности насладиться своим первым взлетом, потому что едва он успел перегнуться через ручку кресла, как его начало тошнить.

* * *

Пилоты бомбардировщиков видели взлетевший прямо перед ними космолет, но пропустили его. Взлетевший с поверхности планеты, он становился для них недосягаем. К тому же они имели свой приказ, и исходил он не от правительства, как думал Дикстер.

В небе, далеко от поверхности планеты, охотник ждал, какую добычу его собаки спугнут из кустов.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Такая бледная, такая холодная, такая прекрасная.

«Блюз лазарета Святого Иакова»

Мейгри потеряла представление о том, сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась на борту «Феникса». Заключенные утрачивают чувство времени, даже если способны отличить день от ночи: все равно день незаметно переходит в ночь, но порой он кажется долгим, как месяц, а месяц коротким, как день. Вот и для Мейгри дни стали ничем не примечательны, бесконечны. Ей разрешалось гулять по кораблю, но запрещалось заговаривать с кем бы то ни было, даже с центурионами, охранявшими

ее.

Легко быть мужественным в короткие и страшные моменты кризиса. Адреналин взбадривает тело, мысль работает напряженно. Когда же опасность проходит и оказывается, что в решительный момент ты вел себя как герой, то объяснить, как и почему это произошло, уже невозможно. Другое дело — смотреть в лицо опасности день за днем, сохранять мужество час за часом, засыпать в страхе и просыпаться от страха, жить в постоянной неуверенности, что ждет тебя завтра. Все это изматывает, опустошает тело и душу.

Мейгри безропотно подчинялась приказу молчать не из духа противоречия, как полагал Командующий, а от отчаяния. Корабельные «склянки» оповещали о конце дня и начале следующего, и каждый раз, услышав их, Мейгри думала: «Завтра он спросит меня о мальчике. Сегодня он спросит меня о мальчике». Но Саган не спрашивал. Он вообще не разговаривал с ней, не подходил к ней. Но знал о ней все, как и она о нем. Навязчивый мучительный страх стал неотступно преследующим призраком.

«Чего он добивается, что хочет получить от меня, если не мальчика? — думала она. — Может быть, я ошибаюсь в нем, неправильно понимаю, неточно оцениваю? Это рок, фатум».

Мейгри пыталась избавиться от призрака, обращаясь к книгам — старым, долго бывшим недоступными ей друзьям. Со времени бегства в ту роковую ночь она жила без книг. Читая теперь свои любимые произведения, она наслаждалась ими больше, чем много лет назад. Как все эти годы она могла обходиться без любимого персонажа — мистера Микобера?

В ее распоряжении были и новые книги, но ей не нравились современные авторы, появившиеся после второго периода средневековья. Казалось, они считали, что если их роман не доведет читателя до глубокой депрессии, то и писать его не следует. Невольно возникала мысль: а что читает Командующий? Ответ на этот вопрос мог бы дать ключик к его планам. Отчаяние не убило в ней стремления к деятельности, и она проводила часы за компьютером, изучая файлы корабельной библиотеки.

Саган не разделял ее пристрастия к романам, считая их, за редким исключением, фривольными. Просматривая файлы, она с интересом отметила, что он часто перечитывает «Государство» Платона и «Государя» Макиавелли. То, что он отдавал предпочтение столь странному выбору, породило у Мейгри дурные предчувствия. Несколько последних исторических текстов и комментариев привлекли ее внимание и вернули к событиям недавней политической ситуации в галактике. Она обнаружила также замечательный технический текст, написанный самим Командующим, в котором он описывал усовершенствования, сделанные им в конструкции «Ятаганов» дальнего и ближнего радиуса действия. Прочтя текст, Мейгри не сомневалась, что могла бы с легкостью управлять подобными космолетами.

А еще музыка была лучшим утешением для нее. Живя на Оха-Ло, она мечтала о музыке, вспоминала полюбившиеся мелодии, иногда в памяти неожиданно всплывали отрывки однажды услышанных произведений. Теперь ее жизнь была наполнена музыкой, слушая которую, она понимала: это помогает ей переносить одиночество и скрашивает однообразные дни.

В нынешнем положении Мейгри смирилась со многим, но тяжелее всего было от проснувшейся в ней давней любви — любви, которую она считала побежденной, да вот оказалось, что это на всю жизнь. Любовь к космическим полетам.