Звездные стражи
Шрифт:
— Пошлите за капитаном, — приказал он стоявшему у двери охраннику.
Капитан, войдя, приложил руку к груди в знак приветствия.
— Ave atque vale, [5] милорд.
— Вам того же, капитан. — Ответил Командующий. — Вы получили послание?
— Да, милорд. — Капитан помолчал. Он не понял, о чем там говорится, так как послание было передано на древнем языке, но запомнил на слух и сейчас мысленно произнес его, чтобы быть уверенным в точности заученных слов.
5
Приветствую и желаю здоровья (лат.). Приветствие древних римлян.
— «Хлынул кровавый поток».
На самом деле это прозвучало так: «Хлинол кравави паток», но Саган понял искаженные слова, так как это была строчка из поэмы «Второе пришествие» Йитса. И понял, кто передал эти слова и что они значат.
— Очень неплохо, капитан. В 23.00 приведите леди Мейгри и мальчика, Дайена, в мою каюту. Попросите адмирала Экса прийти ко мне с докладом сейчас.
— Есть, милорд.
Капитан вышел. Дерек Саган налил в стакан воды и поднял его, как поднимают тост, повернувшись к двери часовни.
— Я уже на пути к победе. Нужны еще какие-то аргументы?
В каюте Мейгри дочитывала «Крошку Доррит»: «Они медленно шли вдоль по шумным улицам, неразлучные и счастливые, и, словно мельканию света и тени, совсем не придавали значения суете и бурным страстям, высокомерию, упрямству, тщетным надеждам, бередящим душу, — все, все, все оставалось позади и как будто превращалось в обычный уличный шум».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Не сбывается то,
что ты верным считал,
А нежданному боги находят пути;
Таково пережитое нами.
Охранники проводили Мейгри до двустворчатых дверей, украшенных изображением Феникса, возрождающегося из пепла. Двери вели в апартаменты Командующего. Центурион, стоявший на страже, сказал несколько слов в переговорное устройство, вмонтированное в стену, и Мейгри услышала грубый ответ: — «Впустите ее».
Охранник начал было открывать дверь, но Мейгри остановила его. «Подождите», — пробормотала она. Разгладила складки сине-фиолетового бархата, поправила капюшон на голове. Центурион без сомнения подумал, что она прихорашивается перед встречей с лордом. Ничего подобного — она просто тянула время. Ей очень не хотелось входить в его личные апартаменты, в его святилище. Ведь эта комната — он сам, все, что с ним связано, все воспоминания. И она боялась, что не перенесет этого.
«Что я делаю? — подумала она. — Стою здесь, в коридоре, и выгляжу, как дурочка. Если я не войду, он убьет меня. Как я могу победить его, уничтожить, если не в силах собраться с мужеством и войти в его комнату?»
Вздернув подбородок, спрятав свой страх за царственным видом, Мейгри шагнула вперед. Охранник, застигнутый врасплох неожиданным движением, торопливо распахнул двери.
«Я все равно узнала бы эту комнату, — подумала Мейгри, — окажись она даже на какой-нибудь неизвестной планете. Я бы сразу поняла, что он где-то рядом.»
В комнате были сплошь знакомые предметы, предметы, которые она как будто забыла, но если бы хоть что-то из них отсутствовало, Мейгри заметила бы это сразу. Коллекция древнеримского оружия: доспехи, мечи, кинжалы, щиты. Древний шлем и порванная сандалия, когда-то давно принадлежавшие плебею, статуя Аполлона Локсиасского, бога-предсказателя. Ничего нового в коллекции не было, ничего, что показалось бы Мейгри странным, предвещающим недоброе. Он воздавал должное своему прошлому, но ничего не хотел брать из него в сегодняшний день или в будущее.
Предметов мебели стало больше, а сама мебель — роскошнее, чем в те времена, когда она узнала его. Но стиль обстановки сохранился, комната была убрана, как всегда, просто и со вкусом. Даже с закрытыми глазами Мейгри прошла бы по комнате уверенно. Она знала, где находится каждый предмет; во всем и всегда он соблюдал один и тот же порядок. Она готова была сесть в кресло и разреветься.
Вместо этого она стиснула холодные как лед пальцы и шагнула вперед. Фигура в одежде священника вышла из-за ширмы, обтянутой черной материей.
— Вы сохранили… это? — удивилась Мейгри.
Саган был одет в рясу своего отца. Голова обнажена, а капюшон опущен на плечи. Длинные черные волосы он распустил; они падали на плечи тяжелыми, с проседью прядями, вьющимися на концах. Без доспехов Саган выглядел старше и худее. Мейгри заглянула в темные, холодные глаза, затем невольно перевела взгляд на запястье, зная, что может на нем увидеть, и отвела глаза в сторону. Вид свежего шрама расстроил ее. Значит, он до сих пор соблюдает религиозные обряды. Она полагала, что после революции он отказался от веры, как и от многого другого. Но, видно, прошлое все-таки упрямо вторгается в настоящее.
— Сюда, миледи.
Резким, командным жестом Саган пригласил ее пройти за ширму.
Затаив дыхание, Мейгри подчинилась. Ширма скрывала большое, пустое пространство. Мебель здесь отсутствовала, за исключением длинного металлического стола, покрытого черной материей, по углам которой были вышиты серебряные восьмиконечные звезды. Другой кусок черной материи прикрывал предметы, стоявшие в центре стола. Высокие, тонкие восковые свечи в серебряных канделябрах возвышались по концам стола. Приподняв черное покрывало, Саган дал возможность Мейгри увидеть остальные предметы.
— Все правильно, миледи? Все так, как вы помните?
Да, все было так, как она помнила. Она помнила их обряд посвящения. Их посвящали вдвоем, потому что они были мысленно связаны. Голос священника, отца Сагана, звучал над ней, наполняя рокотом комнату. Тогда он впервые нарушил обет молчания — епитимью за свой великий грех. И это был последний раз, когда слышали его голос.
«Двое должны пройти путями тьмы, прежде чем они достигнут света».
Мейгри прижала руки ко рту. Мысли Сагана она не могла прочесть; они были слишком хорошо защищены, и она надеялась, что ему тоже не удастся прочесть ее мысли. Да это сейчас и не важно; он несомненно все понял по выражению боли на ее лице.