Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе
Шрифт:
— Так значит, ты не гонишься за нами; ты не пришел из У-Сиппара, чтобы покончить с нами. Что ж, тогда мы станем роскошным подарком лорду Руду. Надень на нас ошейники, Рука, и отведи к нему, если хочешь заслужить его расположение.
Кинкар сделал жест, который, как он надеялся, должен был заставить их поверить ему. Он вытащил пакет дорожных лепешек и сушеного мяса и швырнул этим двум. Пакет ударил Маррена по ноге. Тот смотрел на него с таким ужасом, словно это была вспышка пламени, вырвавшаяся из оружия Властителей Неба. Потом он ослабил руку, поддерживавшую юношу, нагнулся и поднял пакет. Содержимое его явно изумило Маррена.
Маррен сунул кусок лепешки в руку подростка, а сам накинулся на еду с голодным воплем. Оба торопливо набивали пищей рты Это зрелище потрясло Кинкара. Пленники, которых они освободили тогда на дороге, были все, за исключением Капала, настолько забиты своими несчастьями, что стали не похожи на людей. Он относился к ним, как к Воркен, когда у нее было подбито крыло, как относился бы к Циму, стрясись с ним какая-нибудь беда. Но эти-то не были рабами, низведенными до уровня животных, безразлично воспринимающих боль и свое бессилие!
— Кто ты? — мальчишка проглотил лепешку и теперь пытался разжевать сушеное мясо. Глаза его смотрели на Кинкара с тем же изумлением, с каким сам Кинкар смотрел, скажем, на лорда Диллана, когда тот занимался колдовством.
— Я Кинкар из Стира, — здесь лучше было не называть себя с’Рудом. Никогда нельзя забывать, что этот Горт — это не его Горт. Лорд Руд, жестокий властелин У-Сиппара — это не тот лорд Руд, что был его отцом.
— Стир, — тот медленно покачал головой, он явно впервые слышал такое название.
— Это в горах, — пояснил Кинкар, отчетливо сознавая, что, скорее всего, на этом Горте нет никакого Стира.
Мальчишка, по-прежнему держа в руках забытую полоску сушеного мяса, подошел к Кинкару вплотную. Он вглядывался в лицо всадника, словно пытался навечно запечатлеть в своей памяти каждую его черточку.
— Кто ты? — повторил он свой вопрос, но теперь голос его звучал властно, словно лендлорд разговаривал со своим пленником.
— Я сказал тебе: я Кинкар из Стира, что в горах.
— Ты много на себя берешь, житель гор!
— Почему?
— Иметь этот знак и делать вид, что не имеешь его… Нет, — покачал он головой. — Я больше не задам тебе ни одного вопроса. Я не знаю и не хочу знать, зачем ты пришел сюда. Мы можем принести друг другу несчастье.
— А ты кто? — в свою очередь, задал вопрос Кинкар.
Тот криво усмехнулся:
— Я тот, кому лучше было бы не родиться. Я тот, кто быстро превратится в ничто, как только попадет в руки лорда Руда. А ждать этого осталось недолго — наше путешествие, кажется, подходит к концу. У меня нет имени, Кинкар из Стира, и лучше бы тебе забыть, что наши пути пересеклись. Если, конечно, ты не хочешь стать желанным гостем в У-Сиппаре, приведя меня туда…
— Но для начала, — сказал Кинкар, пытаясь придать своему голосу легкость, — не предоставите ли вы мне приют на ночь рядом с собою?
Мальчишка готов уже был согласиться — пусть не вводя в дом друга, а просто выбирая из двух зол меньшее, — но Маррен был настроен не столь дружелюбно. Он оскалился, словно голодный совер, когда Кинкар попытался приблизиться к дому. Тогда, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, молодой рыцарь совершил поступок, который, возможно, был небезопасен, но зато наилучшим образом демонстрировал его добрые намерения. Он отступил на несколько шагов, взял багор и толкнул его по земле к владельцу.
Маррен стремительно нагнулся, схватился за древко, но мальчишка так же стремительно перехватил его руку.
— Я не знаю, в какую игру ты играешь, — сказал он Кинкару, — но в одном я готов поклясться — ты ведешь себя не так, как те, чей знак ты носишь. Не трогай его, Маррен!
Тот протестующе замычал, и тут Кинкар почувствовал, как волосы шевелятся у него на голове — у Маррена не было языка! Мальчишка оттащил слугу с порога своей хибары.
— Если тебе нужен ночлег, незнакомец, тогда входи. И помни: молчание в обмен на молчание.
У них горел огонь, хоть и не было пищи; жалкая хижина все же позволяла согреться, защищала от ночного ветра. Кинкар привязал Цима неподалеку и задал ему корм. Маррен неотступно следовал за ним, держа в руках багор, и только власть, которую мальчишка имел над калекой, не давала ему пустить в ход свое оружие. Когда все трое собрались внутри, он встал у двери, не спуская с Кинкара пристального взгляда угрюмых глаз.
А Кинкар очень рад был наконец усесться около огня, в котором трещал плавник, надеясь со временем получить хоть немного сведений от своих случайных знакомых. Если они бродяги, живущие на побережье, а по словам мальчишки о лорде Руде выходило, что так оно и есть, то они должны знать У-Сиппар и могут показать дорогу туда. Но как задать вопрос так, чтобы не вызвать подозрений?
Он не очень то разбирался в тонкостях человеческой души. Нужно обладать умением леди Асгарь или лорда Диллана, чтобы развеять страх собеседника и заставить его говорить без опаски. А времени было совсем мало. Как ни странно, первым завел разговор мальчишка.
— Ты едешь в У-Сиппар?
— Да.
Мальчишка рассмеялся:
— Да, вряд ли ты едешь оттуда. Они ищут нас. Посмотри на себя, человек из Стира, — как ты ходишь, и в особенности, как ты ездишь. Мороды лорда Руда голодны, они рады всем, кто не может толком рассказать, откуда и зачем он едет.
— Даже если на тебе вот это? — Кинкар дотронулся до своего лба.
— Сейчас — думаю, что да. В У-Сиппаре разгласили очень важную тайну. — Его губы снова искривились в улыбке, которая не была похожа на улыбку. — Хотя они уже успели сунуть все концы в воду, лорд Руд еще долго не успокоится. Он будет Допрашивать день и ночь всех, кто попадет ему в руки. Трижды подумай, прежде чем ехать в У-Сиппар, не имея правдивого рассказа о себе, Кинкар.
Неужели он сделал особый упор на этом «трижды»? Кинкар Решил рискнуть. Он вытянул перед собой руку и в неверном свете костра его пальцы, отбрасывавшие четкие тени на стены, сплелись в знакомом каждому знаке.