Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе
Шрифт:
Кинкар покачал головой и невесело усмехнулся:
— Возвращайся лучше в пустыню, Капал, и собирай своих людей на битву. Не сомневайся, я буду осторожен. Все, что рассказал нам охранник, находится здесь.
Он поднял руку ко лбу, но не прикоснулся к нему, потому что помнил про знак дьявола.
Пленник отвечал на вопросы охотно, не пытаясь ничего утаить. Лорд Диллан, целитель больных душ, умел проникать в мысли другого, когда хотел этого. И все, что хранила память конвоира, теперь перешло к Кинкару: пароли для пограничных постов, обычаи, детали поведения и прочие мелочи повседневного обихода. Все это должно было помочь ему достигнуть У-Сиппара и вернуться обратно целым и невредимым.
И вот Кинкар, попрощавшись без долгих церемоний, выехал из замка через внешние
Ясное небо вскоре затянули тучи. Но ветер, рвавший с него плащ, по-прежнему нес тепло. Для опытного охотника это являлось грозным предупреждением. Похоже, что начиналась обычная для середины зимы оттепель, когда все вокруг заливали проливные дожди, превращая забитые снегом ямы в страшные ледяные ловушки, куда легко мог провалиться неосторожный путник. Прекращались эти дожди так же внезапно, как начинались- во всяком случае, так могло показаться ненаблюдательному путешественнику, — и тогда на землю обрушивался густой мокрый снег, а все вокруг покрывалось коркой льда.
Карта, составленная частично по рассказам Капала, частично со слов пленника и выученная Кинкаром наизусть, показывала, куда ведут дороги, пересекавшие обширную равнину. Но прежде чем достигнуть первых сторожевых постов на равнине, надо было проехать через широкую полосу лесов. Кинкар собирался направиться вдоль опушки леса до реки, а потом по берегу реки в сторону моря. Но теперь, перед надвигающейся бурей, пожалуй, разумней было поискать убежища на ночь в лесу.
История этого Горта пошла по другому пути еще до высадки пришельцев. Это удалось выяснить в последние два дня. На родном Горте Кинкара корабли Неба прилетели на планету, обитатели которой еще жили в лесах, где не было ни городов, ни деревень. Графства возникали в поселениях, до которых доходили знания, привнесенные Властителями Неба. Поэтому обычаи, законы, все черты жизни гортиан носили на себе отпечаток кочевой жизни.
Жители этого Горта к моменту прихода Властителей Неба достигли значительного уровня развития. Пришельцы сокруши ли едва вышедшую из колыбели цивилизацию, истребили всех правителей планеты, одному из которых и принадлежал замок, давший приют Кинкару и его товарищам, запретили все старые науки и старую религию. Там люди с Неба стремились поднять местных жителей до своего уровня, здесь же они всячески пытались затормозить их развитие, низвести их до положения рабов, бездумных исполнителей своей воли, не равных в правах даже свардам и мородам или ларнгам, ибо те хотя бы детенышей своих рождали свободными.
В этом мире пришельцы не вступали в браки с местными жителями. Сама мысль об этом была невозможна, это считалось чрезвычайно неприличным, поэтому Капал долго отказывался верить в то, что многие жители замка — люди смешанной крови. Но, с другой стороны, это могло обернуться выгодой для освободителей, потому что Черных осталось совсем немного. Дети появлялись на свет крайне редко, и число смертей — от рук убийц или на дуэли с себе подобными — давно превзошло число рождений.
Отношения между Черными правильнее всего было бы охарактеризовать как непрочное перемирие, они постоянно ссорились из-за каких-то капризов или оскорблений, суть которых была выше понимания гортиан. Постоянный страх преследовал их, являлся к ним ночными кошмарами, и не было от него спасения, даже на полях выигранных сражений или в выжженных дотла замках. И все же, если возникал хотя бы слабый намек на восстание коренных жителей — а поначалу, как утверждал Капал, такое бывало часто, — пришельцы отбрасывали взаимное недоверие и зависть, объединяя свои силы, чтобы покарать повстанцев. В последние годы искры сопротивления тлели только в Пустынных Землях, и пришлые правители спокойно и методично затаптывали их, словно давя подошвами тяжелых сапог беспомощно копошащихся в дорожной пыли насекомых.
Цим ровно бежал своей лучшей дорожной рысью. Здесь, на широких заснеженных лугах, передвигаться было куда приятней, чем карабкаться по крутым горным тропам. К середине дня горы уже едва обозначались пурпурной линией где-то у самого горизонта. По-прежнему дул теплый ветер, и снег начал подтаивать, обнажая местами клочки желтой прошлогодней травы.
Ларнг, однако, был чем-то обеспокоен. Он все пытался поднять голову повыше, время от времени пофыркивая, и дважды прибавлял рыси без всякого приказания. На вершине небольшого холма они остановились передохнуть, и тут Цим протяжно заревел. Где-то вдали двигались неясные тени, и Кинкар схватился за рукоять меча. Не в первый раз юноша пожалел, что новый прекрасный лук пришлось оставить в замке. Но то, что виднелось где-то вдалеке, оказалось всего лишь стадом диких ларнгов. Отличная будет охота летом. Надо выпустить Цима и еще парочку обученных ларнгов, и они сами приведут все стадо в загон. Да этак можно будет дать по второму ларнгу каждому обитателю замка!
Но неужели они так до самого лета и не выберутся отсюда? Эта мысль убила в нем весь энтузиазм охотника. Как-то в последнее время поутихли разговоры о новых вратах, о переходе на другие Горты, в особенности после того, как обнаружились несовершенства этого мира. Он был уверен, что Властители Неба приняли решение не вступать на радужный мост, ведущий в другие миры, пока этот, отчасти по их вине, остается столь несправедливым. И это означало, что не суждено им будет всласть поохотиться на ларнгов.
Кинкар дернул заушники, и Цим вновь принялся мерить равнину своей спокойной, ровной рысью. На юго-западе показалась темная линия, обозначавшая, как считал Кинкар, границу лесов. Могли бы и пораньше добраться, подумал всадник, потому что ветер уже стал горячим, словно шел из гигантского отопительного ящика Властителей. Снежных пятен осталось уже совсем мало, да и те стремительно таяли.
И вот на розовом небе заклубились облака, принесенные этим обманчиво ласковым ветром. Облака несли дождь, бока их были раздуты, словно мешки, в каких запасают воду путешественники, направляющиеся в пустыню.
Первые тяжелые капли упали на плечи юноши, стекли по длинной зимней шерсти Цима. Кинкар обернул вокруг себя развевающиеся полы плаща, укутал ими голову, сожалея, что он не ящерица и потому не может совершенно втянуть ее в плечи. Цим тряс головой, с отвращением фыркая, а потом вдруг резко ускорил бег, превратившись в стрелу, устремленную к далекому укрытию.
Они успели сильно вымокнуть, прежде чем достигли лесной чащи. Будь это летом, густая листва хорошо защитила бы Кинкара и его ларнга от ливня. Но сейчас струи дождя секли путников, легко проникая сквозь переплетение голых веток. Стало холодать; дождь незаметно переходил в снег. Стекавшие по стволам ручейки замерзали прежде, чем достигнуть земли, образуя вокруг деревьев прозрачный ледяной футляр.
Надо было как можно скорее найти убежище. Раздражение Кинкара сменилось вполне обоснованным беспокойством. Черные тучи заволакивали все небо, среди бела дня становилось темно, как ночью. Ехать вперед наугад было опасно — можно оказаться в таком месте, которое не показано на карте. Но и останавливаться под ледяным дождем тоже нельзя — замерзнешь.
Петляя между деревьями, Кинкар пытался придерживаться юго-западного направления, надеясь, что так он доберется до реки. Останавливаться нельзя ни в коем случае. Теперь он шел пешком, намотав на руку заушники, выискивая промежутки между стволами. И вдруг он обнаружил у себя под ногами следы давней человеческой деятельности. Он и не заметил, как вышел на какую-то древнюю дорогу. Большие деревья расступились, на зараставшей просеке видны были лишь побеги толщиной не более пальца да кустарник. Вдруг все вокруг озарилось бело-голубым светом. При свете молнии Кинкар успел разглядеть, что дорога вымощена обтесанными булыжниками. Сейчас, конечно, они выглядели как набросанные вкривь и вкось камни, но все же это была мостовая!