Звездный десант

Хайнлайн Роберт Энсон

Проф раскланялся и вышел, я и Стью — за ним. Когда мы остались втроем в капсуле метро, я его поддел:

— Проф, мне очень понравилась ваша речь… но насчет налогов вы говорите одно, а делаете другое. Как вы думаете, кто будет оплачивать все наши расходы, которые растут не по дням, а по часам?

Он долго молчал, потом сказал:

— Мануэль, мое единственное желание — дожить до того дня, когда я перестану разыгрывать из себя главу исполнительной власти.

— Значит, ответа не будет?

— Ты ткнул пальцем в дилемму, которая стоит перед всеми правительствами,

и одновременно в причину, по которой я стал анархистом. Право взимать налоги, единожды данное, не знает пределов — оно длится, пока само себя не уничтожит. Я не шутил, когда посоветовал им порыться в собственных кошельках. Покончить с правительством, видимо, невозможно; иногда я думаю, что правительство — неизбежная болезнь человечества. Но можно держать правительство на голодном пайке, сделать его малочисленным и безвредным. Ты можешь придумать для этого лучший способ, нежели потребовать от правителей, чтобы они сами оплачивали стоимость своего антиобщественного хобби?

— Все равно это не объясняет, как расплатиться за то, что мы делаем сейчас.

— Как? Мануэль, ты же знаешь, как мы это делаем. Мы воруем.

Я не горжусь этим, но и не стыжусь. Другого способа нет. Если нас схватят за руку, нас могут ликвидировать — к этому я готов. Но по крайней мере, воруя, мы не создаем опасного прецедента налогообложения…

— Проф, мне крайне неприятно это говорить…

— Тогда зачем говоришь?

— Затем, черт возьми, что я увяз так же глубоко, как и вы… и хочу, чтобы все было возмещено! Мне крайне неприятно это говорить, но ваши слова сильно отдают лицемерием.

Он хихикнул.

— Дорогой Мануэль, неужели тебе понадобилось столько лет, чтобы прийти к выводу, что я лицемер?

— Значит, вы это признаете?

— Нет. Но если тебе легче от того, что ты так считаешь, — пожалуйста, я готов служить козлом отпущения. Однако перед самим собой я не лицемерю, ибо уже в тот день, когда мы провозгласили революцию, я понимал, что нам понадобится много денег и вот их придется красть. Это меня не смущало, я считал, что лучше воровство, чем ожидающие нас через шесть лет голодные бунты, а через восемь — каннибализм. Я сделал выбор и не жалею о Нем. Я замолчал, не совсем, впрочем, удовлетворенный.

— Профессор, — сказал Стью, — я очень рад, что вы жаждете перестать быть президентом.

— Вот как? Вы, значит, разделяете предубеждения нашего друга?

— Только отчасти. Поскольку я с рожденья был обречен на богатство, воровство меня смущает меньше, чем его. Но раз Конгресс сейчас принялся за конституцию, я намерен выбрать свободную минутку и явиться на сессию. Я планирую провозгласить вас королем.

Проф был глубоко шокирован.

— Сэр, если вы меня провозгласите, я откажусь, если меня выберут — отрекусь.

— Не торопитесь. Возможно, это единственный способ получить ту конституцию, которую вы хотите. Я тоже ее хочу и так же, как и вы, не слишком обольщаюсь. Вы могли бы стать королем — люди приняли бы вас: мы, лунари, с республикой еще не обвенчались. Им понравится идея, вот увидите! Церемонии, мантии, двор и все такое прочее…

— Нет!

— Ja-Да!

Когда придет время, вы не сможете отказаться. Ибо нам нужен король, а другого кандидата, который годился бы на эту роль, нет. Бернардо Первый, Король Луны и Император Ближнего Космоса!

— Стьюарт, я прошу вас немедленно прекратить. Меня от этого тошнит.

— Привыкнете. Я роялист, потому что демократ. Я не позволю вашим предрассудкам погубить мою идею, так же как вы не позволили страху перед воровством погубить идею революции.

— Погоди, Стью, — вмешался я. — Ты сказал, что ты роялист, потому что демократ?

— Конечно! Король — единственная защита граждан от тирании… особенно от самых худших тиранов — от них самих. Проф идеально подходит для этой работенки… потому, что ее не хочет. Его единственный недостаток в том, что он холостяк и не имеет наследника. Но мы это исправим. В качестве наследника я собираюсь предложить тебя. Наследный принц! Его Королевское Высочество принц Мануэль де ла Пас, герцог Луна-Сити, генерал-адмирал вооруженных сил и Защитник немощных.

Я разинул рот. Потом закрыл лицо руками.

— Бог мой!

Часть III

ДАРЗАНЕБЫ!

Глава 23

В понедельник 12 октября 2076 года, около девятнадцати ноль-ноль я сидел дома и отходил от тяжелого суматошного дня, проведенного в нашей штаб-квартире в «Малине». Делегация фермеров производителей зерна хотела повидать профа, и меня вызвали к ним, так как проф был в Гонконге. Я был не в духе и нагрубил им. Прошло уже два месяца после объявления эмбарго, но ФН не оказала нам чести подложить хоть какую-нибудь свинью. Нас игнорировали, на наши претензии не отвечали: очевидно, считали, что ответить — значит признать нас за людей. Стью, Шини и проф неустанно трудились, подтасовывая новости с Земли, дабы поддержать в лунарях боевой дух.

Поначалу все держали свои скафандры под рукой. Их носили, зажав шлемы под мышкой, когда шли по коридорам на работу или возвращались домой. Но постепенно стали расслабляться: день шел за днем, никакой опасности не было, а скафандр, если он не нужен, — это сущее наказание, такой он громоздкий. Вскоре пивные стали вывешивать у себя таблички «В скафандрах вход запрещен». Ну а если лунарь не может выпить свои пол-литра на пути домой из-за какого-то скафандра, то он оставит его либо дома, либо на станции, либо где-нибудь еще.

Признаюсь, я и сам в этот день проявил расхлябанность. Мне позвонили, срочно вызвали обратно в отель — и только на полпути я вспомнил о скафандре.

И как раз подошел к тринадцатому переходному шлюзу, когда услышал и кожей почувствовал самый страшный для любого лунаря звук — ш-ш-ш! — а следом за ним сквознячок. Я метнулся в шлюз, уравнял давление, вылетел вон, задраил за собой дверь и опрометью кинулся к нашему домашнему шлюзу, проскочив его с криком:

— Всем надеть скафандры! Вызовите детей из туннелей и закройте все герметичные двери!