Звездный хирург. Сборник фантастических произведений
Шрифт:
Я встретил Олененка через несколько месяцев во время визита в город, когда мне случилось заглянуть в боковую дверь какого-то бара и увидеть ее сидящей в холле посреди покрытых паразитами пустых бутылок. На стуле рядом с ней был рожденный ею ребенок. Она безуспешно пыталась защитить ребенка от похожих на мух насекомых соломенной шляпой. Подвыпившие Звездные гвардейцы шатались рядом и норовили ее ухватить, в то время как она старалась стать меньше, прижавшись к стене.
Она рассказала мне, что не могла какое-то время работать из-за ребенка и ей негде было жить. Владелец этого бара позволил ей спать на одной из кроватей, которые были обычно не заняты, поскольку Звездным гвардейцам не разрешалось быть в городе ночью.
Я дал ей денег снять комнату и сказал, что вернусь и навещу ее, когда выдастся случай.
Когда я увидел ее снова, я был не слишком взволнован, узнав, что Олененок согласна убежать из бара, пока не было владельца. На самом деле это было не так плохо. Произошла лишь одна рискованная встреча. Какой-то наемник из союзных Звездной гвардии войск с планеты Кангор настаивал, что Олененок пойдет с ним в одну из задних комнат. Я был столь же непреклонен, что она не пойдет. К счастью, он был более пьян, чем я, так что я смог сбить его с ног доской, которую оторвал от стены непрочно сооруженного бара.
Примерно через неделю я был с Олененком, когда она получила письмо. Она прочла его, и вся кровь отхлынула от ее лица. Я спросил ее, в чем дело, и она сказала безжизненным голосом: «Моя мать пишет, что я ей больше не дочь».
Она села на край своей кровати, устремив взгляд вперед, но ни на что не глядя. Я сел рядом с ней. Внезапно она порывисто обвила меня руками, спрятала лицо у меня на груди и неудержимо зарыдала. Все муки галактики сосредоточились в этом маленьком теле, дрожавшем у меня в руках.
Когда я в следующий раз был в гостях у Олененка, она выглядела намного лучше. Она ничего не сказала о своей матери, так что я не спрашивал.
Я принес ей несколько банок консервированных фруктов, одежду и игрушки для ребенка, которые мои родные прислали мне с очень большими расходами с самой Земли. Она очень обрадовалась фруктам; она, без сомнения, первой в своей семье попробовала их с тех пор, как ее предки эмигрировали на Алый Прах тысячу лет назад.
Одежда для ребенка Олененка вся смотрелась красиво и была почти впору. Игрушки стали у ребенка первыми, и мы наслаждались его ликованием.
Случилась только одна неприятность, испортившая наш день — спятил какой-то Звездный гвардеец. Он забрался на крышу бара и отказался спускаться. Он вообразил, что вокруг — люди Меншиса, и что он им попадется, если слезет. Его лицо обезображивали глубокие рубцы, так что он, возможно, заново переживал какой-то случай из прошлого. В конце концов его сняла полиция Звездной гвардии. Они надавали ему по голове дубинками, как у них принято, и уволокли его.
Прошли месяцы, и я виделся с Олененком всякий раз, как только выдавался случай, но конец моего пребывания на Алом Прахе подступал все ближе.
Она догадывалась о моих думах, потому что как-то раз спросила: «Отчего ты так печален? Тебя что-то тревожит. Расскажи мне. Ноша, разделенная с другом, вполовину легче прежней.» Я сказал ей, мол, думаю, она, может быть, уже разделяет эту ношу. Она взяла колоду карт и сказала: «Пусть они расскажут.» Потом выложила семь карт, из них две фигуры. Ее лицо будто заволоклось тучами и стало напряженным, когда она увидела, что лица на этих двух картах повернуты в разные стороны друг от друга. Я сказал, что карты могут рассказать нам лишь то, что мы уже знали. Ее большие карие глаза увлажнились и она спросила: «Когда?» Как только я ответил, она прижала кончики пальцев к моим губам и сказала: «Не говори больше ничего. До тех пор, пока ты не уйдешь, мы будем только улыбаться. Хорошие воспоминания во время печали — как пища для голодного.»
Слишком скоро настал тот день, когда я пришел увидеться с Олененком, чтобы сказать «до свиданья». Она сняла с полки на стене в своей комнате бумажную сумку и вручила ее мне, сказав, что в ней — подарок для моей родни, который, она надеется, выразит им ее благодарность за заботливо обдуманные подарки, которые они послали ей и ее ребенку.
У нее был и прощальный подарок для меня — белый носовой платок, на котором она вышила свое и мое имена. Она сказала, что сделала его для меня уже очень давно.
Мы поговорили немного. Она сказала, что намерена покинуть город, когда меня не будет. Она надеялась найти работу в деревне, чтобы ее ребенок рос в каком-нибудь месте поздоровее, и дала мне адрес одного своего родственника, который я мог использовать, чтобы связаться с ней.
Когда наконец мне нужно было идти, Олененок прошла со мной до городских ворот. Я пошел вдоль забора из колючей проволоки, окружавшего город. Олененок шла рядом со мной, но нас разделяла колючая проволока. Так мы шли до тех пор, пока не дошли до угла забора из колючей проволоки, и она не смогла идти дальше. Мы остановились и посмотрели друг на друга, и она просунула руку сквозь колючую проволоку, и я взял ее руку в свою… какая маленькая у нее была рука… с длинными пальцами, прекрасная, нежная рука.
Я отпустил ее руку и сказал ей, что никогда ее не забуду. Я сделал несколько шагов, и она сказала «Я очень тебя люблю.» Я оглянулся и она прикусила губу, а ее глаза стали мокрыми. Она глубоко вздохнула, попыталась улыбнуться и сказала: «До свиданья.»
Я сказал «До свиданья, Олененок, до свиданья» и пошел дальше. Каждый раз, оглядываясь, я видел ее стоящей в углу изгороди из колючей проволоки, смотревшей, как я ухожу. Наконец расстояние и слезы в моих глазах взяли верх, и я больше не видел Олененка.
Возвращение мое на Землю было утомительным, долгим и одиноким, а в других отношениях лишенным происшествий. Я много думал об Олененке и ее ребенке во время того путешествия через пустоту. Я знал, что должен связать себя договором на десять или больше лет, чтобы купить билеты до Земли для Олененка и ее ребенка, если, правда, такие билеты можно было купить. Это еще если она думает, что сможет жить на Земле. Если она захочет приехать. Да…
Переселившись, я написал Олененку. Я писал снова и снова, но не получал ответов. В конце концов я решил написать в контору Лиги на Алом Прахе. В конечном счете, рассудил я, я теперь гражданский человек и, возможно, имею кое-какие права.