Звездный король. Машина смерти
Шрифт:
Джерсен в ответ лишь проворчал:
— Ну что ж, они, вроде бы, и впрямь по правому борту, так что и стишок, и вычисления были недалеки от истины. — Он отключил привод Джарнелла, и «Старскип» неподвижно повис в пустоте. — Теперь поищем скопление звезд, похожее на кинжал, возможно, его видно невооруженным глазом.
— Вот оно, — указала Ифигения. — Фамбер уже близко.
— Откуда вы знаете?
— В Жантилье мы называем скопление, похожее на кинжал, Божья Лодка. Хотя отсюда оно выглядит немного иначе.
Джерсен развернул корабль к «рукояти» и опять включил привод, корабль скользнул вперед. Теперь они летели прямо сквозь скопление, со всех сторон
— Факт, — заметил Джерсен, — что мы на краю Галактики: «под рукоять по краю лети…». Где-нибудь впереди должен засиять Фамбер.
Впереди сверкала небольшая россыпь звезд.
— Звезда должна быть класса G8, оранжевая, — пробормотал Джерсен. — Которая из них оранжевая? Ага, вот она.
Оранжевая звезда появилась на экране чуть левее и ниже перекрестия. Джерсен отключил привод Джарнелла и настроил телескоп, который показал единственную планету. Он прибавил увеличение, и на экране появились моря и континенты.
— Фамбер, — произнесла Алюз Ифигения Эперже-Токай.
Глава 10
Среди человеческих качеств есть такое, которому трудно даже дать точное название. Не исключено, что оно самое благородное из всех качеств. Оно включает в себя нечто большее, чем просто доброту, душевную чуткость, щепетильность, глубину и постоянство чувств, самоотверженность. Это сопричастность всей совокупности ощущений, испытываемых другим человеком, это сопричастность жизни человеческого рода. Такое качество является неотъемлемой чертой любой гениальной личности, которое никоим образом не может быть приобретено в процессе обучения, ибо обучение в данном случае есть переход от возвышенного к комическому (как, например, препарирование бабочки, спектроскопия заходящего солнца, психоанализ хохочущей девушки). Попытка воспитания подобного качества обречена изначально: когда приходит ученость, исчезает поэзия. Насколько зауряден интеллектуал, не способный чувствовать! Какими банальными кажутся его суждения в сравнении с мудростью простого крестьянина, черпающего силу, подобно Антею, из эмоциональной сокровищницы всего человечества! По своей сути вкусы и предпочтения интеллектуальной элиты, выработанные в процессе обучения, насквозь лживы, искусственны, схоластичны, оторваны от жизни, неглубоки, безапелляционны, запутаны, бесплодны и лицемерны.
Анспик, барон Бодиссей. «Жизнь», том 4.
Отзывы критиков на труд барона Бодиссея «Жизнь»
Монументальное произведение, если вам по душе монументы. Перед глазами неотвязно возникает скульптурная группа «Лаокоон» с центральной фигурой доброго Барона, мучительно корчащегося в попытках разорвать путы здравого смысла, в компании стремящихся к тому же самому наиболее ревностных его почитателей.
«Панкретик Ревю», Сан-Стефано, Бонифас,
Чудовищно громоздкий агрегат проглатывает знания целыми тюками, весь дрожит и стонет, перемалывая их, а затем выплевывает результат своей бурной деятельности — тощие клубы разноцветного едкого дыма.
«Экскалибур», Патрис, Кроки ноль.
Шесть томов бредней, настоенных на розовой водице мечтаний.
«Академия», Лондон, Земля.
Несусветный вздор, изложенный топорным и напыщенным слогом, совершенно неудобоваримый…
«Ригелианин», Авента, Альфанор.
Когда он завистливо фыркает, говоря о деяниях более достойных людей… невозможно не испытывать искреннего гнева.
«Галактический вестник», Балтимор, Земля.
Очень трудно противостоять соблазну изобразить барона Бодиссея на фоне аркадийской идиллии в окружении баранов, восторженно внимающих его поучениям.
«Эль-Орхид», Серль, Квантика.
На материке Деспаз было утро, когда Алюз Ифигения начала давать географические пояснения:
— Вытянутая полоса на юге, между береговой линией и горами Скар Сакау, — страна Миск. Аглабат различить трудно: он такого же бурого цвета, что и окружающая местность, и сливается с нею. Расположен Аглабат на берегу вон того залива, глубоко врезавшегося в сушу.
— А где ваша родина?
— Западнее. Сначала, среди отрогов гор, будет Вадрус. Обратите внимание на светло-серое пятно — это город Каррай. Затем снова горы, и лишь за ними — Жантилья. — Она оторвалась от телескопа. — Но вы, естественно, никогда не побываете там. Как и в Каррае.
— Почему?
— Потому что ни мой отец, ни Сион Трамбле не потерпят, чтобы я оставалась вашей рабыней.
Ничего не ответив, Джерсен прильнул к окулярам и почти целый час изучал все новые и новые участки поверхности, по мере того как вращение планеты подставляло их под солнечный свет.
— Многое мне ясно, — наконец произнес он. — Однако сколько остается неясного! Например, каким образом выйти на Кокура Хеккуса, не подвергая себя смертельной опасности? Он, несомненно, располагает радарами и, возможно, организовал противовоздушную оборону своего города. Придется сесть где-нибудь подальше от средств обнаружения — лучше всего, наверное, по другую сторону горного массива.
— И что вы будете делать после посадки?
— Чтобы убить Кокура Хеккуса, я должен сначала найти его. А чтобы найти его, придется отправиться на поиски.
— А я? — горестно спросила Алюз Ифигения. — Я покинула Фамбер, спасаясь от Кокура Хеккуса. Вы же вернули меня обратно. После того как вас убьют, в чем не приходится сомневаться, что мне прикажете делать? Вернуться в Обменный Пункт?
— Похоже, наши интересы совпадают, — сказал Джерсен. — Мы оба хотим, чтобы не стало Кокура Хеккуса. Для нас обоих нежелательно, чтобы он знал о нашем присутствии на Фамбере. Вот и будем держаться друг друга.
Джерсен развернул «Старскип» к Фамберу, стараясь держаться немного севернее гор, называвшихся Скар Сакау. После тщательного обследования местности он нашел уединенную седловину между двумя могучими вершинами и именно на нее и сел. Справа и слева вздымались другие столь же могучие пики, до коренных пород оголенные неистовыми ветрами и лишь только сверху покрытые кружевными ледниками. Ниже к югу виднелись хаотически разбросанные горные кряжи, истерзанные глубокими ущельями, отвесными обрывами.
Еще никогда, пожалуй, Джерсену не доводилось бывать в столь дикой местности. Пока в шлюзовой камере выравнивалось давление, Джерсен спустил на поверхность небольшой ялик, до зубов вооружился и накинул на себя плащ. В такой же плащ закуталась и Ифигения. Затем Джерсен открыл люк и спрыгнул на землю. Ярко светило солнце, но воздух был прохладным. Ветра, к счастью, почти не было. Алюз Ифигения присоединилась к нему и восторженно огляделась: несмотря на все страхи, она была счастлива вернуться домой. Повинуясь необъяснимому импульсу, девушка повернулась к Джерсену и выпалила: