Звёздный Меч
Шрифт:
– Э нет! – возглас Джонни звучит неожиданно и обрушивается как гром среди ясного… потолка, что ли? Регент замолкает и вприщур смотрит на младшего сына, осмелившегося прервать отца. Цесаревич продолжает, решительно мотая головой влево-вправо: – В вертухаи я не пойду, уволь! Даже с самыми благими намерениями. Вся жизнь тюрьма, это я уже уяснил, и все мы либо зэки, либо надзиратели. Но как и в каждой тюрьме, в ней должны иметься привилегированные зэки, Воры В Законе, по выражению моего покойного друга. Извини, папа, но отныне я буду САМ решать, в какой камере сидеть и чем в ней заниматься. Пусть кто-нибудь другой опоясывается на царствие… Лично я не желаю. У меня свои планы. Однозначно предполагающие мой исход за пределы Экскалибура.
Надо
…Это была первая ночь, которую Мальчик и Девочка провели вместе не только в интеллектуальной и духовной ипостасях, а и в телесной. Нет, ничего такого не было! Они забрались в одну постель, это да, но вполне целомудренно поцеловались в уголки губ и уснули, не соприкасаясь телами даже, лишь соединив ладони. Меж их телами лежал меч беспредельнейшей усталости, накопившейся за время сумасшедшего рейса. Номи буквально физически ощущала, что изнурённый и опустошённый Солли держался из последнейших сил, и ей даже в голову не могло взбрести – желать сейчас его активности, направленной на неё. Да и сама она едва держалась на ногах от энергетического истощения.
Таким образом, тела – самые слабые составляющие триединства, самоназывающегося «человек», – уснули и спАли.
Но – лишь тела…
Явление Феи во Сны (которые как бы и не сны, да?) к Номи и Солу, сразу к обоим, произошло не сразу. Вначале Девочка и Мальчик, по своему обыкновению, бродили по окрестностям.
Номи демонстрировала Солу места боевой славы и рассказывала, что да как здесь происходило. Повествовала этаким шутливым тоном, во фривольной манере: «…а тут мне пришлось обезьяной карабкаться на галерею, спасаясь от красномечников, и я чуть не сорвалась, но уцепилась одной рукой, а когда ублюдок-ревмаг схватился за мою ступню, с далеко идущим намерением покуситься на честь, я так сильно его пнула в рожу свободной ногой, что у него юшка из носа брызнула, и он завыл как…», – а у самой душа сжималась от боли. Слишком свежими были эти страшные воспоминания о настоящей, горячей, остро пахнущей крови, обагрившей её руки… и ноги… и лицо, и всё тело… в кровавой бане выжили лишь те, кто искупался в крови целиком.
Сол молчал. Номи чувствовала – слушает внимательнейше, но комментариев, обычных для него, не следовало. Или он всё это воспринимал спокойно, или… он потому воздерживался от слов, что его рассказ её ТРОГАЛ более чем сильно?!
Номи не спрашивала. И скоро прекратила рассказывать о том, как выжила в кровавой парилке. Вот в этот момент неловкого молчания, когда Девочка пыталась понять, почему говорун Сол непривычно тих, и явилась…
Фея.
Номи знала её по описанию, и потому сразу определила, кто пожаловал. Сол отвесил челюсть. Рукой вернул её на место и прохрипел:
– Явилась не запылилась, боевая подруга… Если ты меня не охранишь от слёз применением сто двадцать третьей степени золотистой магии, я счас разревусь от радости, ей-бо!
– Здравствуй, героический партизан. Спасибо за выполнение обещания. Тот, кто послал вас в Артурвилль и благодаря деятельности которого состоялось наше знакомство, многое понял, после того, как вы замолвили обещанное словечко. Когда-то мы с ним поссорились, и я… скажем так, ушла, не успев реабилитироваться в его глазах. Синдром информационной недостаточности позволил ему счесть меня одной из виновниц… если не главной вдохновительницей событий, потрясших королевство. Мстительной фурией, так сказать… Здравствуй, прелестное дитя. – Фея улыбнулась. И трико, и пачка её были золотыми на этот раз. Вся она была сгустком сияющего золотого света, даже глаза заболели. Лишь короткие чёрные волосы, ерОшимые сильным потоком воздуха из решётки полуразрушенной и разрегулированной вентиляционной системы, шевелились над юным и одновременно древним лицом, идеально-прекрасным,
«У живых женщин таких безукоризненных лиц не бывает, – почему-то подумала Номи. – Сколько ни ухаживай, сколько ни тщись, а нет-нет, да и выскочит гадость какая – то прыщик, зар-раза, то морщинка…»
– Дитя это ты, Но-оми, – уточнил Мальчик. – Для меня у боевой подруги эпитеты поэкзотичнее имеются. Помню, как-то в схватке на перекрёстке Авеню Девятьсот и Л-стрит, когда я сдуру полез на бжиказужы, она вихрем принеслась, меня выдернула за шиворот, и назвала…
– Не матюкайся. Все и так знают, что ты пошляк. Ну вырвалось, ну бывает… – Фея отмахнулась. Она продолжала улыбаться, явно наслаждаясь происходящим.
– Здравствуйте, – коротко поздоровалась Номи. Честно говоря, она не знала, как себя держать и как вести… С этой умершей много лет назад женщиной! Которая почему-то вторгается в жизненные коллизии. Не желает вести себя подобно нормальным покойницам, и не остаётся там, во мгновеньице длиною с вечность, где положено пребывать душам, ожидающим реинкарнации.
– Ты самая живая из всех умерших, с которыми я встречался! – искренне произнёс вдруг Сол. «Словно мысли мои прочитал! – удивилась Номи и тут же спохватилась. – Ещё бы ему их не читать, во сне-то, который и не сон, да… читать хотя бы самые оформленные, чёткие.»
– Уже знаете?.. Ну что ж, меньше растолковывать… И со многими ты встречался, позволь поинтересоваться, молодой человек? – в голосе Феи слышался едва удерживаемый смех.
– Ты первая. Но уверен наверняка, что более темпераментных я не встречу. Слушай, а может, ты завяжешь со своей дурацкой кончиной и навсегда заделаешься живой? Какая-нибудь магия сто какой-то там степени, и порядок! Заявишься к тому, кто нас послал, и…
– Я не могу… – смех исчез из голоса Феи. – Он не должен меня видеть…
– Но ведь он знает, что ты…
– Да. Но это не опасно. Опасно, если мы с ним сблизимся в одной точке простр… Впрочем, это к делу не относится. Я вот что, собственно, хотела…
– Ни фига себе не относится! – прямой как линейка Сол возмущённо прервал Фею. – Стоит тут, понимаешь, живее всех живых, и выступает! Счас в охапку схвачу, ангелица-хранительница, и оттащу…
– Солли, Солли, – укоризненно покачала головой Фея. – Разве можно так разговаривать с женщиной, что по дате рождения в предыдущем воплощении годится тебе в прабабушки…
– Ха! – Мальчик всплеснул руками. – Бабушка! Да в тебе задору и энергии столько, что на батальон внучек хватит! Я уж молчу о…
– Вот и молчи. Прелестное дитя не обязано слышать, какие греховные намерения возникают иногда у тебя. Энергия, говоришь… Я не стоЮ, малыш. Я танцую. Стоять мне нельзя, подобно тому, как никогда нельзя останавливаться огню. Это энергия, возникающая из движения, мною условно названного Танцем. Даже когда я кажусь стоящей неподвижно, на самом деле я двигаюсь в бешеном темпе, поверь уж мне. Это изнуряет, это невыносимо, но я счастлива. Только когда вернулась, я узнала, каково это… Поэтому волей-неволей превратилась… в то, что вы назвали Танцующей Жрицей. А вернулась я, в общем-то, вопреки даже собственному желанию. Я-то умерла, скажем так, но время моё – НЕТ. Пока меня помнят и любят по-прежнему, пока жива память обо мне, я смогу вырываться, чтобы танцем своим помогать живущим. Моя племянница поёт, а я теперь – танцую… Я была рождена Той, Что Грезит, но не стала ею сама, потому что полюбила человека… Поющей стала моя младшая сестра, и она была хорошей Жрицей, но оставалась в плену традиций, не смогла подняться над ними. Болезнь угнетённых народов – расизм наоборот, оголтелый реваншизм. Моя сестра не поднялась над предрассудками, подобно своей дочери… Нынешнее поколение лучше – Поющая Жрица зачала от человека, и как-будто так и надо. Вот в чём доля моей «вины» наверняка присутствует, так в этом неслыханном ниспровержении, с удовольствием признаюсь. Перед тем, как уйти…