Звёздный наследник
Шрифт:
– Что будет с ней? – Я засунул сигарету в рот, сжал ее зубами и забыл прикурить, я думал, рассматривал ту страшную мысль, которая только что превратила мои мозги в жидкий кисель под стать мертвым мозгам дяди Уокера. – Я хотел сказать вот что… Когда вернутся те твари, которые скрылись при вашем появлении, что будет с ней?
– Не болтайте ерунды! Сюда никто не вернется!
Я не слушал его. Я говорил:
– Набюдательный пункт. Разведка. Неужели вам не понятно? Прерван ход работ. Им надо забрать то, над созданием
Ловуд улыбнулся, и мне почему-то показалось, что он и з о б р а з и л на лице снисходительную улыбку:
– Мы никого сюда не пропустим, можете быть уверены!
Я не слушал его. Огонек зажигалки дрожал около моего лица, а я никак не мог попасть кончиком сигареты в язычок пламени.
– Слушайте, Ловуд, я… В конце концов, я мужчина. Семь плюс один будет восемь, это нормально, я вам помогу, я сумею, я иногда бываю очень крутым парнем. Но… Что будет с ней, вы подумали? Продержаться пять дней силами восьми человек и десяти киберов против…
– Против чего?! – вдруг заорал Ловуд.
И здесь сигарета зажглась, а я понял, что он тоже думал о том же, о чем я не успел сказать. И думал он об этом не несколько каких-то секунд, как я, а с тех пор, как получил приказ задержать нас на Корриде. Он думал и ничего не мог придумать, потому что есть приказ – задержать двух нахулиганивших на Виолетте людей.
Задержать. Всего лишь задержать – на планете, на которой только что отползла от мертвого Уокера и зарылась где-то в песок тварь негуманоидного типа.
Всего лишь какая-то тварь. А может быть – две твари. С неизвестными способностями и намерениями. А может быть, их море – этих гадов. А если моря гадов на Корриде нет, то эти две твари вызовут это море своих гадов с другой планеты. Ведь им что-то от Уокера было нужно, очень нужно, а их спугнули, и они должны обязательно вернуться, взять свое, а действовать им придется против группы вооруженных до зубов землян…
– Отпусти ее, – тихо попросил я Ловуда.
– Дэн, – так же тихо подала голос Лотта, – я никуда не полечу.
– Отпусти ее, – не обращая внимания на ее реплику, снова сказал я, – Все дело во мне. Отпусти, и я расскажу тебе все. Все, что вам захочется, то я и расскажу. Я знал Уокера – она его не знала, я притащил сюда “штуку” на звездолете – она даже не представляет, что это такое. Я напился на Виолетте и отправил жаб на Стоячие Болота…. Мне есть, что рассказать, я все знаю. А ей нечего, слышишь, нечего, ее здесь, там – нигде! – не было, она ничего не знала, все делал я…
– Дэн… – опять начала Лотта.
– Нет. – Голос Ловуда.
– Почему?
– Приказ.
– Послушай, Генри, о н и ведь вернутся до прилета подмоги, ты знаешь. Не губи ее. Тебе это ничего не будет стоить. Давай инсценируем побег, я всю вину возьму на себя. Сочиним хороший сценарий, я же все-таки журналист. А я останусь с тобой, тебе сейчас нужны люди, ведь так? Где мой звездолет?
– Звездолет спущен на лифте в подземные коммуникации Уокера. Все входы в подземелья блокированы Гарри по моему приказу.
– Он может их открыть?
– Может.
– Вызови его. Отдай приказ.
– Дэн! Я никуда не полечу!!
– Замолчи, Лотта! Ловуд!!!
– Нет!
Я подошел к нему, сжал зубы и изо всех сил обеими руками стянул у него на шее воротник комбинезона. Лицо его покраснело, глаза выкатились из орбит. К моему великому удивлению, он не сопротивлялся. Я заглянул в его глупые выкаченные глаза:
– Почему?!
– Я солдат.
Продолжать разговаривать с ним не имело смысла. Я оттолкнул его от себя с такой силой, что он отлетел на несколько шагов и шарахнулся спиной о дверцу старинных напольных часов. Часы возмущенно забряцали механикой и стеклом.
– Я никогда не буду солдатом, Ловуд, – процедил я сквозь зубы. И двинулся на него.
И вот тут Лотта повисла у меня на плечах и закричала так громко, как она кричала в кабинете Уокера:
– Дэнни! Остановись! Я никуда не полечу! Он убьет тебя, у него же оружие, Дэн!
Я стряхнул ее с себя и сделал к Ловуду еще один шаг. И пока я делал этот шаг, снова заглянул в его лицо. Черные волосы парня растрепались, на щеках горел лихорадочный румянец, но на губах блуждала улыбка – Боже, легкомысленная улыбка! – а глаза…
В них был восторг Зрителя и презрение ко мне. Он нисколько не боялся меня – да это и понятно при его-то физических данных! – и наблюдал за мной так, как-будто смотрел кино.
Я вдруг понял, почему он упорствует, так глупо упорствует. Он был, наверно, вовсе не плохим парнем, этот Ловуд, если все-таки думал о возможном нападении негуманоидов на крепость Уокера, о нашей судьбе, если до сих пор не схватил бластер и не остановил меня угрозой применения оружия.
Он просто был молод, очень молод и здоров, всего лишь. Он не верил в возможность кровавой бойни с негуманоидами, он не верил, что судьба сыграет именно с ним такую злую шутку.
А скорее всего просто не допускал возможности того, что не справится с врагом. Как ребенок, который приступает к игре в солдатики.
Пока мы молоды, мы – бессмертны. Стоит тебе перевалить за тридцать – ты начинаешь сомневаться в очень многих хороших вещах.
Бессмертен – смертен. Слаб – всесилен. Неуязвим – уязвим…
Его молодая глупость помогала ему исполнить глупый приказ. И получать удовольствие от созерцания беснований трусоватого журналиста Дэниела Рочерса…
Он ничем не мог мне помочь. Зато я мог попробовать набить ему за это морду.