Звёздный отпрыск
Шрифт:
Геракл с Сиреной, протиснувшись сквозь толпу зевак, беспрепятственно прошли через вмонтированный в дверной проём металлоискатель, совмещённый с новейшим терагерцевым лазером, излучение которого свободно проникает сквозь ткань, пластик, бумагу и другие материалы. Швейцар не попытался остановить незнакомцев. Суровый взгляд Геракла внушал безотчётный трепет и не оставлял никаких сомнений в его специализации.
Достаточно просторное, но душное помещение, пропитавшееся застарелым запахом алкоголя, табака, вонючего сыра, мочи и спермы, было тесно заставлено круглыми столами разной величины, от рассчитанных на большую компанию, до совсем маленьких для одной – двух персон. Барная стойка представляла собой сборную конструкцию из дерева и пластика со встроенными подвесами для бокалов и кранами для розлива двадцати сортов пива. Открытые полки за ней прогибались под тяжестью больших бутылок со всевозможными крепкими напитками. На стенах, оклеенных выцветшими от времени обоями с невзрачным серым рисунком, вперемежку с кадрами из американских боевиков и кровавых французских триллеров висели портреты рассекреченных особо отличившихся сотрудников французского разведывательного сообщества. К потолку на прочной леске был подвешен антикварный топор средневекового палача, насаженный на грубо отёсанное длинное топорище. Казалось, он парил в клубах табачного дыма.
В дальнем почётном углу за большим столом шумно пировали три десятка изрядно потрёпанных жизнью французов. На противоположной стороне зала тихо попивали пиво два дряхлых немца, с опаской косившихся на соседний столик, за которым тоже сидели пожилые немцы, но тех было четверо. Даже не искушённый в разведке обыватель с первого взгляда догадался бы, что двое в молодости начинали карьеру в Гестапо и Абвере, а четверо плохо одетых стариков были ветеранами Штази. В центре как всегда шумно гуляла компания пьяных горластых американцев, старавшихся перекричать французов. Возле них неспешно потягивали саке суровые молчаливые японцы. За соседним столиком сидели одноногий англичанин без пальцев на левой руке и однорукий индус с багровым шрамом на правой щеке. Две дюжины молодых, но уже потерявших работу египтян, алжирцев, ливийцев и тунисцев теснились сбоку за сдвинутыми столами, стараясь в свете недавних событий не привлекать к себе особого внимания посторонних. По соседству убелённый сединами моссадовец оживлённо спорил с двумя ветеранами корпуса стражей исламской революции. Украинцы, белорусы и русские пили водку за одним столом с эстонцами, финнами и латышами, бросая косые взгляды на недобрых в далёком прошлом соседей – поляков и шведов.
С тех пор, как в конце семнадцатого века сильнейшее землетрясение разрушило, а Карибское море поглотило пиратские притоны Порт-Ройала на южном берегу Ямайки, такого количества высококвалифицированных убийц и насильников не собиралось больше нигде в мире. Джентльмены удачи, безмятежно отдыхавшие в кафе на парижском бульваре, в отличие от не ладивших с официальными властями морских разбойников, имели официальный статус ветеранов холодной войны. В послужном списке каждого числились сотни загубленных жизней. Одни убивали ради денег, другие из спортивного интереса, большинство – за идеи.
У входа за отдельным столиком полулежал в инвалидной коляске немощный горбатый старикан со скошенным набок сизым орлиным носом. Легендарный в прошлом командир группы вмешательства национальной жандармерии, неоднократно спасавший жизнь пятерым последовательно сменявшимся президентам Франции, страдал метеоризмом и частичной потерей речи, давно откололся от соратников и предпочитал коротать время в угрюмом одиночестве. Поговаривали, что старый пердунишка, как ласково называли его бывшие сослуживцы, обладал феноменальными телепатическими способностями и перед ним пасовал любой экстрасенс. Преподававший в «Лесной школе» полковник Исаев, он же штурмбаннфюрер СС Штирлиц, сумевший ловко обвести вокруг пальца таких мастеров тайного сыска и тонких психологов, как Мюллер и Шеленберг, обучил Геракла ставить защиту против любых проникновений в мозг, а также терпеть боль и разлуку с любимой.
Геракл решительно направился к одинокому французу, бесцеремонно отодвинул приставленный возле столика единственный никем не занятый в зале стул и усадил на него Сирену.
– За этот стол никто не садится, – злобно прошепелявил старпёр, едва ворочая вставными челюстями.
– Значит, тебе придётся встать, – отозвался Геракл абсолютно спокойным, но леденящим душу голосом.
В зале наступила гробовая тишина. Русские и их собратья по оружию неторопливо достали из карманов кастеты с шипами, американцы схватились за ножи и вилки, японцы стали методично с хрустом разминать костяшки скрюченных пальцев, а англичанин зажмурил глаза, потому что был обучен драться в полной темноте вслепую, чтобы не было страшно. Швейцар потянулся за мобильником, гарсоны предусмотрительно скрылись в подсобку. Пробравшиеся в помещение проститутки стремительно метнулись к выходу, устроив в дверях давку. Толпа на тротуаре быстро поредела. Никому не хотелось оказаться случайной жертвой неизбежной кровавой разборки.
Геракл сразу узнал немощного пердуна, который хоть и был десятью годами старше, все ещё хорохорился как худосочный, но бойкий и агрессивный петух, переживший рождественские праздники только потому, что хозяева предпочли запечь в духовке откормленного молодого гуся. Очень давно тот чуть не помешал ему исполнить ответственное задание в Алжире и чудом выжил после их последней встречи во Французской Гвиане на берегу живописной бухты Габриэль в получасе ходьбы от города Кайенна.
Вонючий гриб тоже что-то вспомнил, а потому сменил гнев на милость.
– Ладно, садись, сделаю для тебя исключение, – прошамкал он более дружелюбным тоном.
Геракл, приняв приглашение как должное, медленно опустился на стул, услужливо подставленный сзади проворно подбежавшим гарсоном, хотя с той же быстротой тот запросто мог проломить ему череп. Деликатность и сообразительность французских официантов, умеющих в экстремальных ситуациях мгновенно принять единственно правильное решение, всегда производили на русского ликвидатора благоприятное впечатление.
Злой старик, которого привозили в заведение каждый день на протяжении последней четверти века, считался здесь своего рода талисманом. Многие приходили ненадолго и потом исчезали, а он присутствовал всегда как живое воплощение былого величия и независимости Пятой республики.
– Принеси абсенту моему гостю, – приказал он гарсону, указав на самый большой из висевших над стойкой бокалов. В объемистый сосуд вмещалось полбутылки ароматного зелёного зелья, изготовленного с применением экстракта листьев горькой полыни, содержащих в своем составе туйон – галлюциногенное наркотическое вещество, ведущее к слабоумию.
– И такой же любезному хозяину, а моей даме рюмку «Маркиза де Коссада » и шоколадный десерт – прибавил от себя «6-й», не оставаясь в долгу.
Опрокинуть в себя залпом полулитру абсента не удавалось никому. Бывшие враги, молча, отпивали его понемногу. Напряжение в зале спало. Вновь загудели хриплые прокуренные голоса захмелевших суперменов, послышалось девичье повизгивание начинающих и раскатистый смех матёрых проституток. Сирена, смакуя бренди тёмно-янтарного цвета, производимый в Гасконии более пяти сотен лет и имеющий репутацию напитка для гурманов, с нескрываемым любопытством осматривалась вокруг, изучая зловещий паноптикум. Раньше ей не приходилось видеть вместе столько потрёпанных жизнью, но отнюдь не смирившихся со старостью героев. Каждый ещё мог продержаться в рукопашном бою и в постели пусть считанные минуты, но с достоинством.
Геракл и ощипанный галльский петух выпивали, пристально глядя друг другу в глаза.
– Зачем пришёл? – спросил, наконец, француз.
– По делу, – ответил Геракл.
– Здесь дела не делают, здесь бывшие отдыхают.
Француз вздохнул с сожалением.
– В нашем деле бывших не бывает, – возразил «6-й».
Старому отставнику эти слова понравились. Ему, как и остальным в зале, вовсе не хотелось чувствовать себя списанным вчистую.
– Ладно, хоть рожа твоя мне не сильно нравится, спрашивай – отвечу, – согласился он.