Звездный путь (сборник). Том 2
Шрифт:
— Что это за срочная необходимость? — спросил он.
— У меня есть помощник, для которого мне нужен пропуск. — Я рассказал ему все, опустив тот факт, что Дэйв был мужем Эйлин.
Когда я закончил, он некоторое время сидел молча. Я видел лишь темный силуэт на фоне фонарей, освещавших стоянку и командный центр.
— Если ваш помощник не является журналистом, мистер Олин, — наконец тихо произнес он, — то я не вижу, чем мы сможем подтвердить его пребывание и перемещение в наших боевых порядках.
— Он является журналистом — по крайней мере, на эту кампанию, — ответил я. — Я отвечаю за него, как и Гильдия отвечает за меня
Он медленно покачал головой в темноте.
— Вам будет легко отвергнуть его, если он окажется шпионом. Вы сможете сказать, что он был насильно предложен вам в качестве помощника.
Я повернул голову, чтобы пристальнее всмотреться в его почти невидимые во тьме черты. Я подвел его к этому моменту нашей беседы специально, чтобы он заговорил об этом.
— Нет, мистер Блэк, это невозможно, — произнес я. — Потому что он не был мне навязан. И мне пришлось затратить немало усилий, чтобы найти его. Он мой шурин. Он тот парень, за которого Эйлин в конце концов вышла замуж. И используя его в качестве своего помощника, я убираю его с передовых позиций, где скорее всего он будет убит.
Я помолчал мгновение, чтобы это дошло до него.
— Я пытаюсь спасти его жизнь для Эйлин, и я прошу вас помочь мне сделать это.
Он не сдвинулся с места и ничего не ответил мне в тот момент. Во тьме я не мог заметить, изменилось ли выражение его лица. Но я не думаю, что можно было бы заметить какие-то перемены, даже если бы было светло, потому что он был продуктом своей спартанской культуры, хотя я сейчас и нанес ему тяжелый, двойной удар.
Как видите, именно так я управлял мужчинами и женщинами. Где-то глубоко в каждом из нас таятся скрытые от посторонних глаз чувства, слишком серьезные, чтобы их подвергать сомнению. Вера, любовь, ненависть или страх, вина, надежда или отчаяние — вот вещи, которые я безошибочно использовал для достижения своих целей, ибо таким аргументам человеческая психика не способна противостоять.
В случае же с Джэймтоном Блэком я связал свою просьбу с чувством, которое он когда-то питал к Эйлин. И это чувство в любом гордом человеке (а гордость была в самом мозге костей религии этих людей) требовало от него быть выше сожалений по поводу давно минувшего и, насколько он понимал, честного поражения.
Отказать в пропуске Дэйву теперь, когда я все рассказал, было равносильно тому, чтобы послать Дэйва на верную гибель, и кто бы мог доказать, что это сделано не намеренно, теперь, когда я затронул святая святых Джэймтона, его гордость и боль по утраченной любви?
Наконец он пошевелился на своем сиденьи.
— Дайте мне документы, мистер Олин, — произнес он. — Я посмотрю, что можно сделать.
Я передал их ему, и он оставил меня.
Через пару минут он вернулся. На этот раз он не влез в аэрокар, а наклонился к раскрытой двери и передал мне документы, которые я ему давал.
— Вы не сказали мне, — произнес он тихим голосом, — что вы уже запрашивали разрешение на пропуск и вам было отказано.
Я замер, уставившись на него снизу вверх, рука моя застыла в воздухе, сжимая документы.
— Кто? Этот взводный там, внутри? — спросил я. — Да он всего лишь сержант, а не офицер. А вы не только офицер, но еще и адъютант.
— Тем не менее, — произнес он, — был дан отказ. Я не могу изменить уже принятое решение. Мне очень жаль. Пропуск для вашего шурина невозможен.
И только тогда я понял, что документы, отданные им мне, были не подписаны. Я уставился на них, словно я мог читать в темноте и усилием воли мог заставить подпись появиться на том пустом месте, где она должна была стоять. А затем во мне вскипела такая ярость, что я почти потерял над собой контроль. Я оторвал свой взгляд от документов и пристально посмотрел через открытую дверь на Джэймтона Блэка.
— Так значит, таким образом вы пытаетесь выкрутиться из этого положения! — воскликнул я. — Вот, значит, как вы нашли себе извинение за то, что посылаете мужа Эйлин на смерть! И не думайте, что я вас не вижу насквозь, Блэк, — я вижу!
Он стоял спиной к свету, и лицо его было скрыто темнотой, поэтому я так и не смог разглядеть, изменилось ли выражение его лица. Но он издал что-то похожее на легкий вздох, едва уловимое грустное придыхание. Затем он ответил тем же ровным, тихим голосом.
— Вы видите всего лишь человека, мистер Олин, — произнес он. — А не Сосуд Господа. А теперь я должен вернуться к своим обязанностям. Доброго утра.
С этими словами он захлопнул дверь аэрокара, повернулся и пошел прочь от меня через стоянку. Я сидел неподвижно, уставившись ему вслед, и все во мне бурлило от той молитвенной строки, которую он, уходя, бросил мне. Затем я очнулся и понял, что надо что-то делать. В этот момент дверь командного центра открылась, осветив на мгновение фигуру Блэка, а затем опять стало темно. Я рывком включил мотор аэрокара, развернул его и направился прочь из военной зоны.
В момент, когда я проезжал через ворота, шла смена часовых на посту, было три часа ночи. И смененные часовые сгрудились в темную группу, по-прежнему при оружии, и начали какой-то ритуал своего особого поклонения.
Когда я проезжал мимо них, они начали петь — скорее всего, это был один из их гимнов. Я не вслушивался в слова, но первые три из них застряли у меня в ушах против моей воли. «СОЛДАТ, НЕ СПРАШИВАЙ…» были эти три первых слова того, что, как я позже узнал, было их особым боевым гимном, исполнявшимся либо во время особого единения, либо накануне боя.
«СОЛДАТ, НЕ СПРАШИВАЙ…» Эти слова продолжали звучать у меня в ушах, как мне показалось, с насмешкой, когда я уезжал оттуда и в моем кармане лежал неподписанный пропуск Дэйва. И опять во мне поднялась ярость. И еще раз я поклялся, что Дэйву не понадобится никакой пропуск. Я не отпущу его от себя ни на одну секунду в течение следующих дней среди боевых порядков. И в моем присутствии он найдет защиту и совершенную безопасность.
Глава 9
Было шесть тридцать утра, когда я вышел из лифта, ведущего из порта, и добрался до вестибюля моего отеля в Блаувэйне. Нервы мои были напряжены, а во рту и глазах было ощущение, словно в них насыпали песку, потому что я не спал уже двадцать четыре часа. Предстоящий день предполагался весьма напряженным, так что я скорее всего не мог рассчитывать на двадцатичетырехчасовой отдых. Но работа без сна в течение двух-трех дней — постоянная опасность в работе журналиста. Стоит тебе только за что-то ухватиться, когда ситуация может разрешиться лишь с секундным упреждением, и тебе лишь остается непрерывно следить за ней, поджидая момента, когда это случится.