Звёздный Спас

Слипенчук Виктор

– Лейтенант Кимкурякин, немедленно конфискуйте синенький стаканчик!

Почему такой приказ отдал – бог весть! Только лейтенант лихо, с налёту подхватил стопку и одним смачным глотком опростал. Хотел вернуть на поднос, но мы его уже опрокинули. Тогда лейтенант Кимкурякин сунул стаканчик в карман пиджака и наскоком набросился на старшего лейтенанта, возомнившего себя капитаном.

Что было дальше? Очевидно, заспал. Какие-то смутные разрозненные пятна. И лишь в конце, когда покидали ресторан и Наумов вдруг воспылал желанием оплатить счёт, появился уже известный официант в красной косоворотке и с перебинтованным левым глазом. Он сообщил, что счёт оплачен. Кем – не сказал. Но старший лейтенант

Наумов, прежде чем полностью отключился, прокричал во всеуслышанье:

– Знаю-знаю, кто оплатил – рыжий из лаборатории Бреуса.

Прокричал и уронил голову на плечо шатающегося лейтенанта Кимкурякина.

Странный сон, местами неприятный. Не хотелось бы о нём вспоминать, но он имел реальное продолжение.

А именно: поутру, проснувшись, я обнаружил на журнальном столике, на кипе газет, смятый грязноватый бинт и металлический напёрсток.

Бинт в длину 64 см. Напёрсток в глубину 3 см, а в диаметре ямки – 2,8. Негодяй – не пальцы, а какие-то сардельки. (Прозевай я чуть-чуть – он бы мне нос свернул.)

Выяснив у Люси, что никуда не отлучался и «за кои веки» впервые так крепко уснул, что она с сожалением, но решила не будить меня на ужин, на мои любимые подрумяненные в духовке бутерброды с сыром (если бы она знала, где и как мне пришлось ужинать!), я созвонился с сотрудниками и в четырнадцать ноль-ноль (в воскресенье, 6 марта, 2005 года) встретился с ними в кафе «Сталкер». Наш информатор (не указываю имя потому, что он задействован в не менее важном параллельном проекте) провёл нас в отдельный кабинет и предоставил самим себе.

Как выяснилось позже, к нам несколько раз заглядывали представители администрации. На вопрос информатору, как он представил нас представителям, ответил, что никак не представлял. Мы беседовали между собою настолько страстно, настолько с фанатичностью завсегдатаев клуба, что без всяких представлений были приняты за обычных членов клуба.

Мы решили не ждать появления каких-то способствующих факторов для поездки в ресторан, а выехать туда самим, чтобы проследить – что это за завтра, которое было вчера? И было ли оно на самом деле? Наше особенное внимание занимали так называемые артефакты: бинт, напёрсток и стаканчик из венецианского стекла. Вначале мы хотели их запереть в сейфе, чтобы установить, как без них будут развиваться события. Но потом пришли к выводу, что таким способом мы, возможно, направим будущее не в ту сторону и просто не узнаем его.

Мы решили, что в нашем случае лучше всего сосредоточить и хранить артефакты в моей борсетке. Нам хотелось понять, что произойдёт с артефактами, если мы изменим своё поведение, постараемся избежать конфликтов? Профессор Бреус не раз заявлял, что, изменяясь духовно и нравственно, мы изменяем время и пространство вокруг себя.

Скажу сразу – завтра, в котором мы каким-то образом побывали, имело место быть.

Нас служители ресторана встретили весьма обходительно. В соответствии с заказом (поинтересовался старший лейтенант Наумов) провели в отдельный кабинет. Меня усадили во главе стола (исключительно по инициативе официанта в красной косоворотке – я узнал его). Сотрудники расположились по правую руку, а по левую – свободная сторона (подходили официанты, подносили заказы). В какой-то момент, когда мы были наедине и обсуждали прелести осетрины, я без всяких мыслей подумал, что с левой стороны, для равновесия, к нам за стол вполне можно усадить ещё двух человек. Просто так подумал. И в ту же минуту входит официант с полным подносом выпивки и яств, а за ним – два индивидуума. Один длинный, штаны красно-полосатые – американец. Другой – азиат. Шустрый – глазками зырк-зырк по сторонам.

Из-за отсутствия свободных мест индивидуумы, так назову их, попросились

к нам не более чем на пятнадцать минут. Официант, ставя передо мной стопку «Царской», извиняясь, подтвердил, что действительно через пятнадцать минут предоставит им другое место.

До этой минуты всё шло великолепно.

А тут старший лейтенант Наумов стал интересоваться – где синенький стаканчик из венецианского стекла? Официант пропустил вопрос мимо ушей. Или сделал вид, что пропустил. (Мы все, в том числе и Наумов, прекрасно знали, где стаканчик.) Тем не менее старший лейтенант опять повторяет вопрос и при этом в открытую подмигивает мне, мол, подключайтесь, сейчас выведем официанта на чистую воду. (Ну не придурок ли?!) Совершенно не умеет пить. Я говорю, не надо зацикливаться, перевожу разговор на великолепие стола, на осетрину. А он вновь за своё. Причём подмигивает уже и этим индивидуумам. Они переглядываются, понимающе улыбаются, кивают – согласны с ним.

Смотрю на Кимкурякина: только что был нормальным, а это (секунды не прошло), глаза уже весёленькие, уставится в кого ни попадя и цветёт и лыбится, как майская «рожа». (Увы, нельзя с подчинёнными ходить в ресторан.)

Официант, в конце концов, не выдержал, сорвался – украли синий стаканчик, а с него теперь спросят. Если не найдёт, удержат в десятикратном размере, потому что стаканчик – не стаканчик, а фирма, всеми узнаваемый символ ресторана – бренд.

Старший лейтенант Наумов принялся неискренне сочувствовать, а лейтенант Кимкурякин, будто не он прикарманил стаканчик, возмущаться в адрес похитителя, дескать, есть же такие мелкие пакостные люди. И тут эти индивидуумы переглянулись между собой и длинный так говорит, что ему точно известно, что синенький с узорами стаканчик находится в борсетке. (Она висела на спинке моего стула.) Официант внимательно посмотрел на меня, потянулся к борсетке. Мне ничего не оставалось: крюк правой – в голову. Официант упал.

И тут началось столпотворение, как во вчерашнем сне. Ничего не разберёшь – урывки и обрывки. Индивидуумы повисли у меня на руках, заламывают за спину. А мои сотрудники, помощники, вместе с официантом завладели борсеткой и, как истинные борсеточники, спешно роются в ней. Наконец выгребли – стаканчик, бинт и напёрсток. С удивлением воззрились на них, словно впервые увидели. Потом стали поглядывать на меня, поглядывать и осуждающе покачивать головами, мол, какой позор, какое падение нравов. В общем, театр дураков.

Внезапно подал голос индивидуум-азиат, предложил надеть напёрсток мне, чтобы я щёлкнул по носу старшего лейтенанта.

В ответ Кимкурякин стал философствовать.

– Щелчок господина полковника по носу старшего лейтенанта будет воспринят не иначе как произвол, как распоясавшаяся дедовщина. Вот если бы старший лейтенант щёлкнул полковника, тогда другое дело, тогда это было бы прикольно.

От возмущения я чуть не задохнулся, спрашиваю:

– Скажи конкретно, кем будет воспринято?

А он, весёленький, счастливо улыбается:

– Господин полковник, а то вы не знаете.

(Ну не придурок ли?!)

Всё это время старший лейтенант Наумов был как бы «в отключке». Тупо уставился на свой напёрсток на среднем пальце: то намотает на него бинт, то размотает. Точно сомнамбула, ни на что не реагировал. И вдруг очнулся, вмиг затянул зубами бинт и – ко мне.

– Да-да, вспоминаю, тогда было бы прикольно. Да-да, прикольно, лейтенант Кимкурякин.

Я кручу головой, не даюсь. Но он, подлец, уловил момент, изловчился и как шарахнет по носу. Искры из глаз, и – ничего, пустота. Очевидно, отрубил. И неудивительно – пальцы как сардельки. В общем, всё перемешалось – где настоящее, где завтрашнее, где вчерашнее? Бедная жена Люси всю ночь меняла компрессы.