Звездный страж (Авторский сборник)
Шрифт:
Рука Рейвена как бы случайно дотронулась до руки Лины. Теперь они составляли единое целое.
— Кроме явных, всегда были и будут скрытые мутанты, — убежденно произнес Рейвен. — Из-за этого генеалогические изыскания неадекватны и обманчивы. Например, если бы мой дед по матери был негодяем и просто-напросто скрывал свои гипнотические способности, чтобы втихаря обделывать свои делишки, то понятно…
Рейвен оборвал фразу. Очередной приступ сотряс тело Ломакса, заставив его согнуться в три погибели. И прежде чем Ломаке смог совладать с мучительной болью, Лина сделала ход.
— О Дэвид, смотри! — испуганно вскрикнула она, и на самой высокой ноте этого крика прозвучал другой возглас:
— В чем дело?
В тот же миг оба с неотразимой силой ударили по мозговой защите Ломакса. У него не было времени спросить, о чем они, черт возьми, говорят; не было времени ответить, что дело, собственно, ни в чем; не было у него и доли секунды, чтобы взять себя в руки и согнать с лица гримасу боли. Он услышал восклицание Лины и последовавший за ним вопрос Рейвена, которые были произнесены голосами объятых ужасом и изумлением людей, а затем его сознание получило болезненный удар. Он качнулся вперед. Вживленный контур сработал мгновенно. Нога его сама ударила по тайной кнопке, и он успел мысленно вскрикнуть: «Я сделал это. Бог ты мой, я…»
Затем крик оборвался…
…И наступил хаос и замешательство. Ломаке не знал, не мог сказать, долго ли длился этот период, секунды прошли или века. Он не знал, свет вокруг или тьма, холод или жара, стоит он или лежит, движется он или покоится.
Что же произошло, когда он нажал проклятую кнопку? Быть может, на трех подопытных кроликах испытали какое-то новое дьявольское устройство? Может, оно забросило его в прошлое? Или в будущее? Или в какое-то иное измерение? Или, и это было бы ужаснее всего, не искалечило ли оно его разум, как уже искалечили ему тело?
И вдруг он осознал, что больше не чувствует ту непрестанную пульсирующую боль, которая превратила два последних года его жизни в настоящий ад. Изумление от наступившего облегчения затормозило безумный бег его мыслей. Он начал медленно, неуверенно, как малое дитя, изучать окружающее…
…И ему показалось, будто его несет куда-то вверх, а может, вниз, среди великого множества сверкающих шаров, больших и малых. Обступая его со всех сторон, шары лениво скользили мимо, переливаясь изумительно яркими красками, а между ними клубилась и причудливо переплеталась вуаль прозрачного тумана. Он был словно утлый челнок без руля и ветрил посреди широкой, играющей всеми мыслимыми цветами, бурлящей реки.
Боль ушла, исчезла, хотя это казалось невероятным, осталось только убаюкивающее покачивание в потоке голубых и зеленых, малиновых и золотых, оранжевых и белых звездных искр, озаряемом вспышками маленьких радуг, — в потоке, увлекавшем его все дальше и дальше в бесконечность мира и покоя, в сладкую дрему, и он знал, что хотел бы дремать так вечно, пока существует время…
Но вот разум его прояснился, пелена бездумного покоя спала, и он, как ни сопротивлялся, отчетливо увидел то, что было вокруг. Теперь ему казалось, что сквозь мягкий дым, среди шаров, звучит целый хор голосов, которые отнюдь не были голосами, но, однако, их можно было слышать или, скорее, чувствовать, во всяком случае — понимать, и все они говорили на одном языке.
Одни из непомерной дали быстрым стаккато выстреливали короткие фразы, другие находились ближе и звучали спокойней. Удивительно было, что он мог четко назвать, откуда слышался каждый голос, и точное расстояние до него. Некоторые звучали совсем рядом, среди колец дыма, сфер и красок, произнося какие-то таинственные фразы.
— Побудь с ним! У него не может быть повода мстить, но все-таки побудь с ним. Нам ни к чему неприятности, как со Стином.
— Говорят, он был к этому готов, поэтому должен привыкнуть быстрее.
— Это всегда трудно, не важно, насколько ты готов.
— Он должен понять, что здесь врагов быть не может.
— Цветок не может ненавидеть собственные семена, а птица свои яйца.
Он подумал: а не бред ли все это, не сошел ли он с ума? Каким-то непостижимым образом он понял, что те, кого он знал как Рейвена и Лину, находятся рядом, разделяя с ним его грезы. Не дотрагиваясь до него, они поддерживали его, плывя с ним бок о бок сквозь туман. Они были теперь другими, не такими, какими он знал их, но теперь он знал наверняка — кто они. Как будто только сейчас он смог разглядеть то, что мог увидеть и раньше, если бы умел смотреть.
И сразу смутные образы прояснились, упорядочились и сложились в законченную картину. Словно сметенные чьим-то могучим дыханием, мириады шаров унеслись прочь, заняв в невообразимой дали извечные места. Солнца и планеты, серебряные гвоздики на черном безбрежном сукне.
Его новое зрение не было объемным, но зато он обладал автоматическим, чрезвычайно тонким чувством расстояния. Лишь взглянув, он знал, какие звезды близко, какие далеко, и точно знал, насколько они дальше.
Все еще сопровождаемый теми двумя, он услышал, как один их них крикнул: «Чарльз! Чарльз!» — и ответ, донесшийся издалека: «С прибытием, Дэвид!» У них были другие имена, но он воспринимал их под прежними, потому что новые постичь еще не мог — хотя откуда-то знал, к кому они относятся. Это явление не возбудило в нем любопытства и не побудило его вдуматься, ибо сейчас он был поглощен панорамой заполненного мирами космоса и изумлен его ни с чем не сравнимой красотой. Миры были тоже разные.
Поверхность многих из них он «видел» до мельчайших деталей. На некоторых жили странные твари — одни прыгали, ползали, другие порхали, напоминая языки пламени, — безгранично разнообразные в своей примитивности.
Но на многих других мирах шла жизнь иная — там царили длинные, тонкие, змееобразные, покрытые темно-серой шкурой создания, снабженные хорошо развитым мозгом, множеством ловких конечностей и органами экстрасенсорного восприятия. Они пользовались телепатией, хотя и в ограниченном диапазоне, могли мыслить индивидуально, но умели при желании объединяться, образуя коллективный разум.
Эти твари странствовали во всех направлениях в изящных ракетных кораблях черного цвета, они исследовали планеты и звездные системы, патрулировали разделявшие их пропасти, картографировали, докладывали на многочисленные базы и все время без устали что-то искали, искали…
Денебиане!
Они считали себя венцом творения. Впитывая информацию, Ломаке узнал о денебианах многое. Они находились на высшей отметке развития планетарных форм жизни и относились ко всем другим формам вполне терпимо, потому что считали их ниже себя. Они не причиняли им вреда, относясь к ним со снисходительным покровительством. Но денебиане имели один изъян — для них была непереносима сама мысль о том, что им придется когда-либо жить рядом с равной — или с более развитой — цивилизацией.