Звездный табор, серебряный клинок
Шрифт:
Картина 2. Темница. Азучена бредит. Появляется Леонора. Она снимает оковы с Манрико: он свободен. Яд оказывает свое действие — Леонора умирает.
Входит граф. Он приказывает казнить трубадура. Просыпается Азучена. Граф показывает ей пламя костра: Манрико казнен. «Ты убил родного брата», — говорит Азучена.
Конец.
Да-а… Каким же ослом должен был быть этот самый Джузеппе Верди, чтобы переложить подобный бред на музыку…
Снова появилась девушка:
— Вас интересует краткое содержание каких-либо еще опер?
— Нет,
— Желаю приятно провести вечер, — улыбнулась девушка, — всего хорошего. Неожиданно она вновь глянула на меня и чуть заметно улыбнулась: — Если что, обращайтесь.
Я почувствовал, что густо краснею, но девушка уже исчезла.
— Ну, — обратился ко мне Филипп, — выбрали что-нибудь?
Конечно выбрал. «Чапаев и Пустота» Пелевина — одна из самых модных книжек моего времени. Прочитать ее, правда, руки у меня не дошли, но все равно приятно, что кого-то из моих современников и соплеменников помнят до сих пор… И все-таки про андроида тоже было любопытно. Я сказал об этом Филиппу, но он тут же отговорил меня:
— Видел я этого «Андроида Малоежку». Полнейшая ерунда. Ни музыки, ни смысла, одни спецэффекты. Этот Миркес — местный композитор да к тому же, по-моему, еще и родственник главного дирижера оркестра, и тот его всячески протаскивает. На самом деле его фамилия не должна стоять в одном ряду с именами великих. И уж полнейшая ерунда заключается в том, что музыку он написал на сюжет морально устаревшей книжки. Андроиды окончательно вышли из моды лет тридцать назад.
— Ворованные андроиды — хороший был бизнес, — с некоторой мечтательностью сообщила давно молчавшая Аджуяр.
— Да, дорогая была игрушка, — согласился Филипп. — А сейчас действующий уже и найти-то трудно.
— Ну, тогда «Чапаев», — заключил я.
Филипп удовлетворенно кивнул, и машина тронулась.
К тому моменту, как мы добрались до внушительного овального здания «Цветного театра», я, удивляясь сам себе, пришел в неописуемое волнение от предчувствия встречи со своим временем.
Оказалось, мы чуть не опоздали, и к своим местам в ложе, чтобы не создавать шума, бежали на цыпочках.
В зале и на сцене царила тьма. Тревожная музыка, похожая на сочинения Шнитке, делала эту тьму еще глубже, а свист ветра, пробивающийся сквозь звуки инструментов, заставил меня почувствовать холод.
На сцене забрезжил свет, и настала серая полутьма. Человек в рваном фраке и военной по покрою, но красной фуражке на голове, выйдя без всякого предисловия на авансцену, запел красивым баритоном, и мелодия была отнюдь не модернистской, а напротив, красивой, явно в традициях Чайковского:
— О горе мне! Ни денег нет, ни документов!
Тут же из тьмы вынырнули еще двое в военных, по-видимому,
— От подозрительных очистим элементов Россию мы…
— Опять! Исчадья тьмы! — подхватил дуэт человек во фраке. — Куда ж мне спрятаться? Быть может, в этот двор?
— Постой, постой! — терциями, словно кукушка прокуковала, спели «красноармейцы» — У нас к вам разговор…
Первый персонаж метнулся во тьму, одновременно с этим выдергивая из-за пазухи бластер. Полыхнули вспышки, прогремели выстрелы, один из «красноармейцев» рухнул… Свет погас, и вновь зазвучала больше похожая на какофонию модерновая музыка.
Внезапно сцена осветилась более основательно. Первый персонаж теперь торопливо шел через нее на фоне почему-то стоящих вкривь и вкось домов. Тут из-за кулис выбежал человек, затянутый в черный кожаный комбинезон, и, догнав первого, схватил его за плечо. Тот порывисто повернулся и вновь выдернул бластер. «Черный» испуганно запел:
— Спокойно, Петр! Ведь это я — Григорий.
Как много лет не виделись с тобой!
Петр (засовывая бластер под фрак):
— Рад встрече! Вот одна из тех историй,
Что не поверил бы, скажи мне кто другой…
Григорий берет Петра под руку. Аккомпанемент становится мягким. Григорий задушевно поет:
— А помнишь, Петр, как мы резвились в детстве?
— Еще бы, мы ведь жили по соседству.
— Пойдем ко мне, поговорим о том о сем.
Петр (мажорно):
— Ну что ж, пойдем. Ну что ж, пойдем.
В тот же миг «дома» на заднем плане, словно оплавившись, потекли вниз, и из этого месива сформировался интерьер комнаты (тут явно не обошлось без техники текучей мелопластики). Петр с Григорием уселись на откуда ни возьмись появившиеся кресла к столу. Заглядывая Петру в глаза, Григорий запел:
— Я вижу, Петя, что ты не в порядке,
Давай отбросим эти игры в прятки,
Ты расскажи мне, что стряслось,
Тебя я выслушать не прочь