Звёздный янтарь
Шрифт:
– Ты так и не заходил, – констатировал факт Василий. – Ну что же, пошли вместе.
И, не дав мне опомниться, втолкнул меня в домик, пред суровые очи начальства…
Ах, как хорошо, легко стало на душе, когда закончились утомительные объяснения с нашей стороны и дотошные расспросы со стороны бородатого аспиранта – заместителя начальника экспедиции. Но мне грех жаловаться: Василий завернул такую лихую историю, что мне оставалось только поддакивать, чтобы не ляпнуть ненароком чего лишнего. Несмотря на слегка заплетающийся язык этот Цицерон заливался соловьем, не оставив камня на камне от предъявленных нам бородачом претензий. "Опоздание почти на двое суток" – " серьезная поломка машины", "алкогольное опьянение" – "угостили туземцы, отказаться было невозможно – обидятся;
Как только Вася преподнес бородатому вышеуказанные дары волхвов, допрос сам собой закончился. Нам было приказано "выметаться" и " больше так не делать". Чему мы несказанно обрадовались.
Едва мы покинули пенаты начальства, мимо нас ужом проскользнул Данилыч. За расчетом, надо полагать. Оставалось одно: забрать вещи из фургона и найти чертов домик № 19. Мне не терпелось узнать, что за соседей подсуропил нам мстительный Дубов.
Я немного расстроился, когда откопал из грязи свой рюкзачок. Некогда зеленый, теперь он пестрел разводами от грязи и следами от рубчатых ботинок археологов. Чемодан Васи тоже пострадал. Плюс к тому свеженацарапанная надпись – "Сам козел". Ответная СМС-ка от Дубова, как я понял.
– Как это мелко, – как мог, поддержал я товарища.
– Да где же мелко, – возразил Вася. – Вон какие буквищи – с ладошку!
Но главной его заботой было проверить сохранность прибора. Я никогда не видел, чтобы кто-то так холил и лелеял даже самый навороченный комп. Не то что эту железяку, наспех собранную из подручного хлама, найденного в кладовке запойного компьютерщика, а частью – подобрано на помойке.
Пока Вася возился со своим чемоданом, я пытался сообразить, где искать домик № 19. Не знаю, какой умник додумался нумеровать их до установки. Рядом кособоко стояли 8, 34 и 25. Напротив домики с номерами 43, 11 и 40. Ни малейшего намека на хоть какую-то логику в расположении модулей я не усмотрел. Придется прочесывать весь лагерь…
Василий, не прекращая копаться в недрах чемодана, окликнул меня:
– Чего задумался, детина?
Я вкратце обрисовал ему положение дел.
– А у меня замки сломали, сволочи! – заявил он, кивнув на чемодан. Равнодушно так, словно ничего особенного не произошло. – Борзеет Дубов, "жирного козла" вполне бы хватило… Ладно хоть прибор не сломал. А то бы я их…
– Вася, – взмолился я. – Пошли уже, нам еще обживаться, а мы до сих не знаем, где наш модуль.
Нечего и говорить, что домик № 19 попался нам на глаза лишь тогда, когда мы обрыскали вдоль и поперек весь лагерь. Теплившаяся во мне слабая надежда, что соседи уже поставили жилье и подключили к коммуникациям рухнула в одночасье. Наш домик, как его сгрузили, так и лежал в состоянии брикета. Никакой суеты вокруг не наблюдалось. Но, похоже наши соседи уже здесь, причем давно. Это я понял по донесшемуся с брикета заспанному голосу:
– А, наконец-то, квартиранты заявились!
И тот же голос добавил, чтобы некий Олежа просыпался, а то людям (нам что ли?) не терпится устроить новоселье. Поэтому, дескать, сваливай и дай возможность "молодым" установить чертов модуль.
Да, с соседями для нас Дубов, как и обещал, подсуетился…
ГЛАВА 14. Кто-кто в теремочке живет?
… Мстительный Дубов подселил нас к людям, с которыми в обычной жизни мы бы вряд ли подружились. Слишком разные интересы, образ жизни и все такое прочее. Тот, который нас обозвал "квартирантами", звали Артемом. Журналист, с четвертого курса, длинноволосый шатен с бегающими темными глазами. Что о нем сказать? Одним словом – гиперобщительный тип. Молчит только когда спит, как впоследствии выяснилось. Артем, как никто другой в экспедиции, страдал от отсутствия мобильной связи. Впрочем, телефона он из рук все равно не выпускал, поминутно снимая на камеру что ни попадя. Например, меня, облепленного спорами дождевика (или пещерника?), он общелкал со всех сторон. Клялся, что я стану звездой Сети, когда он до нее доберется.
Особый восторг вызвала у Артема надпись на Васином чемодане. Ее он также запечатлел во всех ракурсах. Не думаю, что Василию это понравилось. Но он благоразумно в этот раз сдержался, что не часто бывает. Только шепнул мне, что будет еще время разобраться с этим "фотографом". Сейчас, говорит, нет вдохновения рога обламывать, устал.
С вертлявым Артемом, в принципе, можно было как-то сосуществовать. Особенно, если закупорить уши ватой. Или залепить воском, как аргонавты. А в отношении второго соседа, Олежи, у меня сразу появились нехорошие предчувствия. Ну, Дубов, – хитрый лис, как тонко подставил, не подкопаешься. Проблема в том, что этот Олежа – круглолицый малый с оттопыренными ушами, – прослыл еще той свиньей. Или, выражаясь толерантно – очень неопрятным человеком. Лентяй во всем, кроме учебы, Олег учился на химика, причем шел на красный диплом. У преподов, если он не подходил слишком близко, в принципе, к нему претензий не было. Но зато как его любили в студенческой столовке: он не мог поесть, чтобы не уронить на пол бутерброд или облиться чаем. Когда он хавал, студенты делали ставки, чем он изгадит пол на этот раз. Олежа не задержался долго в общежитие по причине отказа "слишком часто менять одежду". Соседи, – на его счастье он жил вместе со слабосильными ботанами с философского, – некоторое время терпели "амбре" от его футболки. На замечания он не реагировал, говоря, что "Эйнштейн всю жизнь проходил в одном костюме, и так, как барин, раз в месяц переодеваюсь". Когда же чаша терпения переполнилась, Олеже сделали "последнее китайское предупреждение". Только тогда он "внял", а то бы точно выселили за антисанитарию.
Вот таких соседей Дубов нам подобрал. Выбрал самых непутевых из всего студенческо-аспирантского сообщества. Не сомневаюсь – будь возможность подселить нас к людоедам, или маньякам – живорезам, у него бы рука не дрогнула. На наше счастье таких специалистов в институте не числилось…
Понюхавший жизни Олег не спешил присоединяться к требованиям соседа. Васе даже кулак ему не пришлось показывать. А вот с задиристым Артемом пришлось сложнее. Видимо, болтун ошибно принял Василия за некий "колосс на глиняных ногах" и продолжал "качать права". Требовал, чтобы мы, как первокурсники и новички в экспедиции, под его чутким руководством немедленно принимались за возведение жилья. Угомонился нахал лишь после того, как Раскосых молча заехал болтуну в грудь.
Кое-как восстановив дыхание, Артем больше не возникал. Конфликт угас, и мы все вместе занялись обустройством жилья. Пора бы уже. Только наш модуль лежал в виде брикета. Остальные домики спешно докачивались газом, подключались к воде и электричеству. Народ отлежался после банкета и доводил до ума свои жилища.
За хлопотами наша разношерстная команда едва не пропустила ужин. То есть раздачу саморазогревающихся консервов и банок с напитками. Потому что модуль-столовую еще не установили по известным причинам.
На выдачу пайков явилось и начальство в лице того же бородатого аспиранта. Он сообщил что господин академик с присными задерживается пока в городе. Утрясает дела, так сказать. Но работы на раскопках начинаются завтра с утра. Мольбы ученых выделить день на обустройство лагеря были жестко отклонены. Аспирант заявил, что академику Вавилину уже доложено, что за сегодняшний день управимся с расквартировкой. А если кто-то проспал до обеда, то надо было меньше пить на банкете. Кто чего не успел – доделывать в личное время.
После всех дневных передряг консервы показались нам ресторанными деликатесами. Прекрасный ужин не смогли испортить ни бесконечная трескотня Артема, ни чавканье Олежи…
Решили лечь спать пораньше. Завтра эскпедицию поднимут ни свет ни заря. Битьем ломика в кусок рельса, специально привезенного через полгалактики. Старинная институтская традиция. Бывалые археологи рассказывали, что нет ничего омерзительней его дребезжания утром, при подъеме. Но нет и ничего прекрасней звона этой железяки, зовущей на обед. Дело ли в человеческой прихологии или в условных рефлексах – никто в это ни вникал толком.