Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
Федосей не стал ждать продолжения и взмыл вверх, где его товарищи отбивались от подоспевших истребителей.
Над головой закрутилась карусель. За тремя его товарищами охотились все кому не лень. Небо исчертили пулеметные трассы. Сквозь голоса друзей пробился голос пилота-наблюдателя.
– Вижу цеппелин-платформу! На одиннадцать часов.
Ну правильно… Иначе и быть не могло… Наблюдателю не только следовало смотреть лучше, но и думать. Откуда-то взялись ведь эти самолеты. Ну один – два понятно. Может быть, британцы додумались до таких же авиаматок, но пятнадцать…
Федосей
Голова влево, голова вправо до позвоночного хруста… Вон он! Серебряная искорка блеснула на самом горизонте.
– Вижу платформу!
Мимо, оставляя дымный след воздух прошила пулеметная очередь.
– Продержитесь, – донеслось из эфира. – К вам идет вторая авиаматка.
Уходя от верткого биплана, Федосей скользнул вниз. Тот не отстал, а рванул следом. Ничего… Еще немного и им станет не до него.
Его полутороплан немного проигрывал в маневренности вражескому биплану, зато имел гораздо большую скорость. За счет этого он мог уйти от вражеского истребителя, но вместо этого Федосей заложил бочку и с переворотом ушел в сторону солнца.
Задача теперь стояла самая простая – добраться до серебристой искорки и обрушить её на турецкую землю.
Правда, все только казалось простым – где-то рядом с легковесным небесным гостем должны были быть самолеты прикрытия, но с такого расстояния их не было видно.
Думать о том, что его ждет впереди было некогда – мимо дымными трассами проскакивали вражеские очереди, которых становилось все больше и больше. Вжимая голову в плечи, он жал на педали, добавляя обороты двигателю, и дирижабль становился все больше и больше. За блестящей серебром тушей объявилась еще одна… Вот откуда столько самолетов!
Навстречу ему вылетело еще несколько вражеских аэропланов и в небе стало тесно. Федосей, огрызаясь пушечными очередями, рванул вверх. На трех тысячах он перешел в горизонтальный полет.
До дирижаблей было не меньше пяти километров, когда мимо мелькнул невиданный еще силуэт.
Он прошел ниже, и сверху показался Федосею огромной серебристой бабочкой, распахнувшей параболические крылья. Пилот там не маневрировал, а за счет скорости ускользал от убийственных трасс. Вражеские бипланы неслись следом, но советский аппарат, повернувшись набок, сблизился с головным дирижаблем и ударил из автоматической пушки. За ревом мотора Федосей не услышал ничего, но воображения и здравого смысла хватило на то, чтоб понять, что там сейчас случится.
До огромного бока неповоротливого монстра было метров триста, и промахнуться никак было невозможно.
Проломив строй бипланов-защитников он миновал первый дирижабль.
Под крыльями проскользнули прямоугольники оболочки. Для пилота они стали рябью, в которую входили пули обоих пулеметов. Мгновение – и под крыльями снова потянулась бело-коричневая земля, но дело было сделано. Он знал, что не промахнулся.
Год 1930. Февраль
Турецкая республика. Черноморское побережье
Ах,
Заряд снега, поднятый вихрем с земли, ударил человека в лицо неожиданно, словно из-за угла. Хотя смотри во все стороны – нет тут никаких углов. Ближайший – почти в трехстах шагах от поста. Сержант французской морской пехоты Жан Дюкоммен машинально посмотрел на головной корабль отряда – фрегат «Лаперуз», едва видимый сквозь снежные заряды. Снежная мгла жалась к земле, и сквозь неё едва виднелся флаг Французской республики на флагштоке. Жан отвернулся и стал смотреть на море. Корабль, наполовину выбравшийся на сушу, в душе моряка будил нехорошие чувства. Чуть поодаль покачиваясь на злой волне, стояли два других корабля отряда – миноносец «Сюркуф» и транспорт «Медуза».
То ли чей-то расчет, то ли глупость привели корабли именно сюда, на маленький турецкий островок. На эту тему Жан старался не думать. Основным поводом для размышления у него оставалась погода.
Зима… Оказывается и в Турции есть зима!
По дороге сюда много чего в кубрике рассказывалось о Турции (наверное, и наврали немного товарищи, как уж водится) но что тут такой вот снег не говорил никто. Если кто и впрямь знал, что тут так холодно – молчал чтоб не сойти за отпетого лжеца.
Прибой бил в берег, брызги подхваченные холодным ветром мгновенно превращались в ледяную дробь и все это летело в лицо часовым, заневоленным стоять и охранять покой товарищей.
Часовой поправил поднятый воротник, поглубже засунул руки в рукава, плечом подбросил винтовку и пошел по большому кругу вокруг стоянки, сопровождаемый воем ветра.
Разве это место для моряка?
В такую погоду доброму кораблю полагается стоять в родной гавани, изредка проворачивая гребные валы. А команде надлежит рассредоточиться по близлежащим кабачкам, пить теплое вино и закусывать его копчеными угрями… Вот это – дело!
От грустных мыслей его отвлек удар колокола. Звук не был похож на склянки, но так хотелось в тепло, что он не поленился, посмотрел на часы. До смены было еще ох как долго…
Потом из снежного бурана донесся рев корабельной серены. С пол минуты он рвал воздух, а потом пропал из воздуха, и теперь его слышно было только ногами. Колокол застучал чаще, напоминая о возможной опасности. Растрепанные ветром донеслись слова команды и топот ног, а потом…
Год 1930. Февраль
Турецкая республика. Армянское нагорье
… Можно было бы сказать, что беляк вертелся в воздухе с ловкостью акробата, но Федосею пришло в голову другое сравнение – словно вошь на гребешке или, если уж быть совсем точным, как уж под вилами. Это последнее было, пожалуй, гораздо точнее. Уворачиваясь от преследователя противник не только рыскал из стороны в сторону, но даже, как показалось Федосею иногда еще и противоестественно застывал на месте, позволяя огненным хлыстам пулеметов стегать воздух впереди него. Без сомнения ему противостоял асс! Федосей даже поаплодировал ему. Мысленно, разумеется, так как враг все-таки оставался врагом.