Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
— Глупости! Вы разобьетесь.
— Дайте! — Она повысила голос, чтоб ее услышали во второй пещере.
Гуцу злила и собственная беспомощность, и забота о ней Ганса Если сейчас не принести воды, их ничто не спасет, а раненый умрет в муках. В большой пещере солдаты дрожащими пальцами нащупывали курки. Они слышали, что пленница вызвалась сходить на родник, и если б она не вышла из пещеры, вышли бы они.
Гуца обняла за плечи стоящую рядом Таджи.
— Идем со мной!
Таджи испуганно попятилась: «Нет, я
— Она совсем без сил. Да и я не могу отпустить вас обеих, — сказал Штуте.
— Ладно, оставайся.
Таджи тут же села на бурку, вернее не села, а легла, свернувшись калачиком.
Гуца вышла на площадку. Она знала, что Ганс смотрит на нее, и хотела идти не пошатываясь, но ноги не несли ее, мышцы казались перерезанными.
Светало. В молочно-белое утро восток вкрапливал кровавые краски. Обойдя стороной убитых, она пошла вдоль скалы. Ночная прохлада рассеяла смрад над трупами. Гуце хотелось оглянуться на скалу, чтобы увидеть заступников-мальчишек, но стоило ей поднять голову, как в глазах у нее потемнело, то ли от голода, то ли от жажды. Она упала, безвольно и мягко, как выпавшая из рук тряпка.
Капрал услышал, что пленница упала, но не поспешил к ней. Он встал, отложил оружие, поправил ремень. Котелки, выпавшие вчера из рук Вальтера, валялись внизу, и по-видимому, неподалеку от родника. Штуте решил спуститься туда и принести воду. Иоган, Пауль, Даниэль и Кнопс убедятся, что он не предатель, защищающий пленниц из корыстных интересов…
Ведь они все видели своими глазами. Они знали, что этой девушке не поднять в гору полные фляги воды. Но сейчас они хотели пить, и им не было дела ни до крутизны тропы, ни до бессилия пленницы. Ни даже до ее гибели, если ей суждено разбиться.
На этот раз Ганс не станет бросать жребий. Он вовсе не посмотрит на большую пещеру. Пройдет мимо пленницы на площадке.
И — вниз, вниз, вниз…
Выстрелят?
Другого выхода все равно нет. Не пойдет — свои не пощадят. Столько времени их сдерживало то одно, то другое…
Теперь с рассветом они потребуют ответа. Сейчас враг для него безопаснее.
Ганс вышел на площадку.
— Ганс! — донесся до него бред обреченного Клауса.
Ганс не остановился.
Гуца приподняла голову, когда он проходил мимо, но встать не хватило сил.
Штуте подошел к началу тропинки и почувствовал, что его увидели сверху. Голову и плечи как бы ожгло мощной лампой. Он осторожно ступил вперед, глядя только под ноги, словно боялся увидеть пулю, которая пройдя сквозь его грудь или голову, упадет на тропинку.
До того места, откуда полетел вниз Вальтер, оставалось еще два шага. До тех пор его, пожалуй, не убьют.
Один…
Второй…
Вот здесь выстрелили в Вальтера.
Может быть, и в него уже выстрелили, только Штуте не слышал, но сейчас услышит и почувствует. Нет… ничего… Но почему так ослабли колени. От голода и жажды?
Ганс на один шаг прошел то место, откуда полетел вниз Вальтер…
Может, и в самом деле не они тогда стреляли?
На полпути от родника он увидел котелок. Приблизившись, хотел подобрать, но… враг отлично стреляет; вдруг он решил поиграть и выстрелит, когда немец наклонится за котелком. Вдруг он держит котелок на прицеле и только ждет, чтобы немец встал между котелком и ружьем…
Подойдя на расстояние протянутой руки, Ганс, почти не задерживаясь, сбоку подобрал котелок и выпрямился. Выстрела не последовало.
Он пошел дальше. Второго котелка поблизости не было. Ганс сосредоточенно смотрел под ноги и думал: если я не оступлюсь и не поскользнусь, они удивятся тому, как я ловко хожу по горам, и дадут мне спуститься до затянутой мхом лужайки… До лужайки далеко, идти до нее значит — жить.
Пониже, у поворота, тропинку размыло дождем, и Ганс хотел опереться о скалу, но подумал, что этим движением вызовет выстрел. Надо идти, не спотыкаясь и не хватаясь за камни. Теперь он на виду, не надо давать повод…
Ганс решил прыгнуть в том месте, где тропку размыло, но прыгнуть не теряя равновесия.
Он прыгнул. Что-то громыхнуло.
Убит?!
Нет, ручка котелка щелкнула в петле.
Тропинка круто заворачивала. Следуя ее прихоти, Ганс повернулся лицом к скале, на которой оставался враг. До сих пор враг не стрелял, потому что не хотел стрелять в спину, теперь же непременно выстрелит, выстрелит в лицо…
И он шел по тропке, по которой другим и на четвереньках-то нелегко было карабкаться, шел, не хватаясь за камни и не спотыкаясь.
Когда тропинка еще раз завернула вправо, он вздохнул с облегчением, потому что враг опять оказался позади и теперь Ганс верил, что в него не выстрелят. Люди, выросшие в горах, на таких дорогах не станут стрелять в спину.
Но выстрелили ж в Вальтера!..
Это не они!
Они не стали бы запираться. Зачем? Мы не извинялись перед ними, и они не стали бы.
Тропинка кончилась. Прямо к роднику не пройти. А хорошо бы: до возвращения назад все время шел бы спиной к скале.
До возвращения?
На до было слегка свернуть в сторону, чтобы подобрать второй котелок.
Недалеко от котелка лежал искалеченный Вальтер.
Наверное, когда он пройдет мимо Вальтера, выстрелят. Так и рассчитано — уложить его на убитого: вместе сражались против нас, вместе и лежите…
Он обошел Вальтера стороной.
Жив?..
Задержался у второго котелка, быстро подобрал его и повернулся к роднику.
И вода-то уже близко…
Неужели спасся?
Теперь до родника его не убьют. Может быть, даже дадут наполнить котелки! Пить он не станет. Если припасть к роднику, обязательно убьют!