Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
— Даниэль!
— Скажите, что вам нужно было от меня? За что?
— Мне, Даниэль?
— Тебе… тебе, да, тебе… Конечно тебе, а кому же…
Ганс не мог ничего сказать.
— Скажите, ответьте, за что приволокли меня сюда, пытали голодом и жаждой, за что разорвали меня а клочья? Говори!
— Я?!
— Ты, ты, Ганс!.. Что ты ответишь моим дочерям?..
— Даниэль, вспомни о боге!
— Где бог! Как я его вспомню… Нету бога, Ганс, а ты человек, и от человека я требую ответа — за что?
Ганс опустил
Стены пещеры, исцарапанные рикошетами осколков, безмолвствовали.
Глава четвертая
Видимо, пленницы узнали, что в большой пещере не осталось в живых никого, кроме Даниэля. До этой минуты они старались исчезнуть, стушеваться, слиться со скалой, только бы не напомнить немцам о своем существовании. Теперь Ганс услышал, как маленькая горянка о чем-то горячо просила женщину. Штуте знал, что ночью одна из пленниц была ранена. И когда раздался отчаянный крик Таджи «Помогите!» — он бессознательно повернулся и пошел. Выходя на пещеры, он задел головой брезент — в пещере опять стало темно, но Даниэлю теперь было все равно.
— Помогите! — с мольбой повторила девочка, когда Ганс вошел к ним.
Штуте подошел поближе. Голова Гуцы лежала на коленях у девочки.
Гуца была без сознания, видимо, это и напугало девочку. Рана на ноге выше колена обильно кровоточила.
Ганс посмотрел на лежащие в углу пустые котелки и беспомощно развел руками. Потом сказал:
— Встань!
Девочка положила голову Гуцы на бурку, привстала.
Немец, казалось, не мог решиться на что-то.
— Что мне делать? — крикнула Таджи. — Скажи!
Штуте посмотрел на раненую, потом перевел взгляд на Таджи и кивнул головой на выход: ступай, мол, позови своих.
— Гуа! — крикнула девочка и бросилась из пещеры, — Гуа!
— Гуа-а-а-а! — загудели ущелья.
На востоке занималось зарево восхода.
— На помощь, Гуа! Скорее! Скорее!
Вернувшись в пещеру, она увидела, что у Гуцы едва заметно вздрагивают побледневшие губы.
— Жива?! — спросила она сидевшего Ганса.
Ганс кивнул.
— Воды!
Немец потянулся за котелками.
— Погоди, придет Гуа, потом…
Несколько минут было очень тихо.
— Таджи! — послышалось снаружи.
— Скорее, Гуа, скорее! — выдохнула перепуганная девочка и опять выбежала вон из пещеры.
Сверху по веревке, с ружьем за спиной и с хурджином на шее спускался Гуа.
— Обе живы?! — спросил сверху Тутар.
— Скорее, скорее! — ответила Таджи.
— Скажи, наконец, что там стряслось? — взмолился Вахо.
— А ты помолчи! — прикрикнул на него двоюродный брат. — Помолчи, пока цел!
Гуа спрыгнул с веревки на площадку и побежал к пещере.
В пещере было сумрачно. Он невольно задержался у входа.
— Сюда, Гуа, сюда! Здесь мы!
Гуа шагнул вперед и остолбенел. Ему показалось, что в пещере кто-то сидит в немецком мундире.
— Ну, чего стоишь! — послышалось опять, но Гуа не отрывал глаз от капрала и не мог ступить ни шагу.
Таджи подбежала к нему и завела в пещеру за руку, но он, вывернув шею, все смотрел на немца.
— Это Ганс! — сказала девочка таким тоном, словно этот Ганс был их родственником или старым знакомым.
Безоружный солдат молча смотрел на вошедшего.
— Кто?..
— Ганс!
Гуа не мог понять, почему на нем немецкий мундир, если Таджи так произносит его имя.
Он присел на корточки возле больной и все-таки оглянулся.
— Ну, что ты? Куда смотришь?
Но Гуа все озирался и, заметив прислоненный к стене автомат, обмер. Немец потянулся за автоматом. Гуа резко обернулся, шаря рукой за спиной, где он положил ружье. Немец вышел из пещеры, волоча автомат, как лопату.
— Ты чего испугался? — удивилась Таджи.
— Нам нужна вода, — проговорил Гуа, с трудом переводя дух.
— Да, верно, вода! — повторила Таджи, оглядываясь.
К пещере подошел безоружный немец.
— Ганс, воды! — крикнула девочка.
Гуа не поверил своим глазам, когда немец вошел в пещеру, взял котелок и пошел за водой. Или он не был немцем?
Глава пятая
Даниэль не дожил до восхода солнца. Он умер, так и не получив ответа на свой вопрос ни от людей, ни от бога, разом потеряв и людей и бога: мир земной и мир загробный — все, чем он жил и во что верил.
После смерти Даниэля все в большой пещере были в одинаковом положении и все молили Ганса об одном — земли!
У Штуте был безмолвный уговор с ребятами: мертвых надо похоронить; раненым надо помочь.
От куска сала, который Гуа дал Таджи, ему отрезали долю. Сегодня он и воды попил вволю. Теперь надо было собраться с силами, чтобы вечером похоронить пятерых солдат и, поселив их в вечной обители, подумать о себе, если он в состоянии будет думать.
Раненая лежала, повернув голову к выходу из пещеры. Площадка перед пещерой была залита солнцем. Пленниц до того замучило их заточенье, что они с жадностью смотрели на солнце. У входа в пещеру стоял Штуте.
— Ганс!
— Слушаю, фрейлейн…
Гуца долго смотрела на немца, но так ничего и не сказала.
— Я слушаю, фрейлейн! — повторил Ганс.
— Что, Гуца? — Таджи заглянула ей в глаза.
Раненая покачала головой: погоди.
Взгляд Гуцы удивил Таджи. Она тоже посмотрела из неловко стоящего у входа Ганса.
Он теперь не казался таким высоким, как при первом «знакомстве». Тогда им показалось, что он слегка закидывает голову при ходьбе, теперь же он сутулился: глаза у него запали, а вокруг глаз обозначились морщины.