Звездоплаватели, Книга 1 (220 дней на звездолете)
Шрифт:
Теперь стало понятно назначение алюминиевых ящиков и соединенного с ними резервуара с водой, хотя Камов и не верил, что погружение в воду может уменьшить вред, причиняемый организму повышенным ускорением.
Но если Хепгуд не был связан условием безвредности ускорения, то, может быть, его двигатель имеет достаточный запас мощности, чтобы еще увеличить эту цифру...
В третий раз за сутки перед Камовым встала надежда на спасение.
Отыскав технические характеристики двигателя, он легко убедился, что может довести ускорение до пятидесяти пяти метров.
Это решало
Правда, подобное ускорение грозило ему смертью в первые же минуты полета, но иначе он не мог догнать Землю.
Кроме старта, смертельная опасность грозила и на финише. По расчетам Хепгуда, его двигатель после отлета с Марса не мог больше работать, и американец намеревался произвести спуск с помощью парашюта. У Камова не было этой возможности. Сложить парашют одному человеку было не под силу. Он надеялся только на то, что Хепгуд слишком пессимистически смотрел на свой двигатель. Может быть, он сможет еще работать.
Во всякое случае выбора не было никакого. Или рискнуть или примириться с неизбежной и близкой смертью. "Лучше умереть при старте или разбиться о родную Землю", - решил Камов.
ЗЕМЛЯ!
12 февраля 19.. года.
Десять часов по московскому времени.
Наконец-то я могу с полным правом написать: "по московскому времени"!
Я в Москве!
Сегодня как-то особенно остро чувствуется счастье возвращения. Вчерашний день прошел как в тумане, но я никогда не забуду ни малейшей подробности!
Я хочу описать под свежим впечатлением последний день нашего космического рейса. Это будет последняя запись в моем дневнике. Много событий я занес на его страницы. Я писал о них в Москве, на борту звездолета, писал на Марсе. И вот заканчиваю дневник за тем же столом в моей комнате, где начал в памятную ночь на 2 июля.
Перед глазами проходит все виденное... Вспоминается все пережитое...
Старт с Земли...
Прекрасная планета с поэтическим именем - Венера! Бесформенная мрачная громада астероида. Она промелькнула в короткие секунды, но навсегда останется в памяти...
Пустынные равнины Марса...
Выстрел Бейсона... Американский звездолет, пугливо прижавшийся к "земле"...
Жуткая песчаная буря...
Я вижу зеленовато-серые, кошачьи глаза и широко открытую пасть, усеянную острыми зубами треугольной формы... Непостижимо мощный, стремительный прыжок серебристого тела...
Я вижу оставленный нами памятник. На маленькой поляне увенчанный рубиновой звездой блестит сталью и золотом трехметровый обелиск...
Последние проводы. "Не скучайте!.."
Отлет с Марса...
Полтора месяца тоскливого возвращения...
Белопольский сделал все, чтобы звездолет вернулся на Землю точно в назначенную Камовым минуту. "Я должен это сделать в память Сергея Александровича", - говорил он.
И он сделал!
По плану экспедиции, финиш звездолета должен был состояться 11 февраля между двенадцатью и четырнадцатью часами. Мы задержались на Марсе на тридцать шесть минут, но все же колеса корабля коснулись ракетодрома в двенадцать часов тридцать две минуты.
Чего еще можно требовать?!
Велика заслуга Константина Евгеньевича: он привел потерявший
Честь и слава ему - достойному преемнику Камова у пульта управления звездолетом!
В восемь часов утра 11 февраля мы все собрались в помещении обсерватории. Наступали последние часы полета. Земля совсем близко.
На корабле все было готово к спуску. Как всегда, я приготовил свои аппараты и находился у "окна ТАСС". Пайчадзе возился со своими астрономическими приборами, готовясь к нужным ему наблюдениям. За эти недели он очень похудел и осунулся. Больше нас всех Арсен Георгиевич переживал потерю. Они были очень дружны с Камовым. Их навсегда связали друг с другом незабываемые часы исторического полета на Луну. Все время обратного рейса Пайчадзе ни на минуту не прерывал своей работы, сократив до минимума часы отдыха. Настойчивым трудом он старался заглушить свое горе.
Белопольский у пульта управления, положив на колено тетрадь, что-то вычислял, быстро исписывая математическими формулами страницу за страницей.
Бейсон уныло смотрел в боковое окно. Полтора месяца он просидел в своей каюте, отказываясь выйти из нее. Впереди его ждали позор суда и суровое наказание. Бесславное возвращение!
Сейчас он был с нами по приказанию Белопольского.
Землю закрывал огромный диск Луны, возле которой мы должны были пролететь. Она приближалась с каждой секундой, закрывая собой все впереди корабля. Я фотографировал ее без конца. Оба киноаппарата, повернутые к ней, работали без перерыва. Невидимая с Земли половина ее спутника была обращена к нам, но, к сожалению, Солнце освещало только немного больше четверти этой самой интересной для нас половины.
В восемь часов тридцать минут звездолет поравнялся со спутником Земли. Мы пролетели на расстоянии около двухсот километров от ее поверхности. И сразу увидели родную планету.
Сердце забилось тревожно и радостно... Горячий комок подступил к горлу.
Земля! Она сверкала на черном фоне пространства голубоватым диском, окруженная тонким ореолом сияющей атмосферы.
Звездолет летел прямо к ней. Ощутимо уходила назад черная пустота. Между нею и нами, как закрывшаяся дверь в безграничное пространство мира, висела Луна - последний разъезд нашего долгого странствования по дорогам Вселенной.
Мне казалось, что я ощущаю нетерпеливую дрожь стального корпуса. Белоснежная птица мчалась к родному гнезду, со стремительной быстротой покрывая последние километры.
Все ближе и ближе...
Земля приближалась, увеличиваясь с каждой секундой.
В эти волнующие минуты мы с особенной остротой чувствовали всю горечь нашей утраты. Если бы Камов был с нами!
Как-то раз Пайчадзе сказал: "Если бы он мог воспользоваться американским звездолетом!" Он тогда не прибавил больше ничего; но, оставшись со мною наедине Белопольский дополнил его слова. Он подробно объяснил мне, что если бы Сергей Александрович и остался жив, то все равно не смог бы вылететь на Землю на корабле Хепгуда, не зная его конструкции. Я понял тогда: надежды нет и на это.